Прелюдия к счастью
Шрифт:
— А вы сами когда-нибудь видели эльфов? — спросила его Тесс.
— Да, — тихо сказал Александр и опять принялся рисовать. — Однажды я видел их. — И с этими словами между ними опять воцарилось молчание.
Часто он поднимал голову и изучал лицо девушки, а потом опять продолжал рисовать. После долгого молчания Тесс решила задать вопрос, больше всего мучивший ее:
— Почему вы решили рисовать меня?
Не глядя на девушку, Александр ответил:
— А почему бы мне не нарисовать вас?
Но это был не ответ.
— Я согласна, что в этом нет ничего такого удивительного. Мне просто интересно, почему вы захотели нарисовать меня?
— Сейчас я почти не рисую портреты.
От слов Александра у Тесс перехватило дыхание.
— Хорошенькая? Вы считаете, что я хорошенькая?
Александр продолжал рисовать.
— Очень даже хорошенькая. А теперь, мадемуазель, перестаньте напрашиваться на комплименты, а налейте-ка мне лучше вина, s'il vous plat [24] .
24
s'il vous plat — пожалуйста (фр.).
Тесс бросила в Александра василек. Синий цветок, соскочив с волос Александра, упал на его альбом. Смахнув его, он продолжал работать.
«ХОРОШЕНЬКАЯ», — улыбаясь его словам, Тесс вытащила из корзинки, стоявшей рядом, бутылку вина.
Сделав шаг вперед, Александр засунул карандаш за ухо, внимательно изучая сделанный им набросок. Взяв левой рукой протянутую девушкой кружку, он снова обратился к рисунку. Потом он взглянул на Тесс и сделал глоток вина. Поставив, наконец, кружку в траву, возле себя, он продолжил рисовать.
— Можно мне поесть, пока вы будете работать? — спросила девушка, потянувшись опять к корзинке.
Александр покачал головой.
— Non. Подождите. Я почти закончил.
— Уже? — удивилась Тесс.
— Это всего лишь предварительный набросок. Прежде чем приступить к портрету, мне нужно будет сделать несколько таких набросков.
Алекоандр рисовал еще несколько минут, и, наконец, на бумагу лег последний штрих, и он засунул карандаш за ухо. Некоторое время он смотрел на набросок, потом удовлетворенно кивнул головой и закрыл альбом.
— Можно мне посмотреть? — робко спросила Тесс.
Александр снова открыл альбом на нужной странице и протянул его девушке. Она задумчиво посмотрела в альбом. Это был всего лишь набросок ее лица. Он не рисовал всего пейзажа. Рисунок был не закончен, но сходство с Тесс было очевидным.
— Можно я посмотрю остальные рисунки? — спросила Тесс. И, когда Александр кивнул, она вернулась на первую страницу и принялась рассматривать другие наброски. Большинство из них составляли пейзажи окружающих окрестностей, и все же было в них что-то необычное. На одном из них был изображен каменистый склон холма, на котором возвышалось одинокое оливковое дерево, и в его переплетающихся ветвях, поднимающихся в небо, Тесс увидела вдруг очертания молящейся женщины. На другом девушка узнала выдающийся над морем полуостров и на нем заброшенный, полуразвалившийся маяк, напоминающий профиль старого моряка. Каменистая стена, разделяющая два поля, где тени на камнях рисовали нежное очертание девичьего лица.
Тесс никогда не видела в формах и очертаниях этих обычных предметов ничего удивительного и выдающегося, а вот Александр видел.
— У вас, действительно, талант, — сказала девушка, возвращая альбом.
— Merci. — Взяв альбом, Александр бросил его в траву и потянулся за корзиной. Он вытащил из нее кусок сыра и горчичницу и принялся намазывать сыр горчицей.
— А почему на рисунках нет винодельни? — спросила Тесс.
Рука Александра, намазывавшая горчицу, остановилась. Потом он медленно, тщательно вытер нож, испачканный горчицей об сыр, и положил, его назад в корзинку.
— Винодельня закрыта, мадемуазель, — сказал он, усаживаясь в траву и закидывая ногу за ногу. — Там нечего рисовать. — И, помолчав, добавил: — Больше нечего.
«Расскажите мне», — молили глаза Тесс. Но больше Александр ничего не сказал, и остаток пикника прошел в молчании.
На следующий день лодыжка Тесс окончательно зажила, но и в последующие дни она так и не смогла в том же неистовом темпе, к которому привыкла, взяться за работу. Александр просто не позволял ей этого. Если она начинала стирать, он тут же оказывался рядом, засучив рукава, и настойчиво занимался самым тяжелым: стирал, выкручивал и полоскал белье. Тесс же он оставлял самое легкое — повесить белье на веревку. Когда она протирала пыль с книжных полок, Александр помогал ей вытереть самые верхние, чтобы ей не пришлось забираться по лестнице. Когда же Тесс собиралась вычистить стойло Флауэр, она приходила в конюшню только для того, чтобы убедиться, что Александр все уже сделал за нее. Если ей нужно было что-нибудь принести из деревни, он тут же отправлялся туда, но никогда больше он никуда не уходил, не сказав Тесс точно, куда идет и когда вернется. Александр теперь нигде подолгу не задерживался.
Он сделал еще несколько набросков Тесс. Но теперь рисовал уже не в альбоме, а на больших листах рисовальной бумаги. И каждый его новый набросок становился все полнее и совершеннее предыдущего.
— Я уже не верю, что вы действительно будете рисовать по-настоящему, — заявила как-то Тесс, когда они возвращались домой после очередного занятия.
Александр лишь покачал головой.
— Я хочу просто, чтобы портрет был предельно точен, — только и сказал он ей.
Как хорошо, что Александр был так заботлив и внимателен! Тесс, как могла, продолжала поддерживать в доме порядок, но шли дни, и она могла работать все меньше и меньше. Она стала быстро уставать, все время болела спина. Движения ее становились все более неловкими, у нее часто была изжога, и порой она совсем падала от этого духом. Тесс стала рассеянной — часто, войдя в комнату, забывала, зачем сюда пришла. Однажды вечером, в середине августа, она оказалась в библиотеке, размышляя как раз над подобной проблемой.
— Интересно, зачем я сюда пришла? — пробормотала она, положив руки на бедра и с досадой оглядывая комнату. Тесс думала и думала, но так и не могла припомнить. Она собиралась было уже бросить это занятие и уйти, как услышала тихий шепот голосов, говоривших по-французски и доносившихся из открытого окна.
— А если он увидит нас?
— Тогда мы убежим, Пьер, мы побежим со всех ног.
Тесс нахмурилась и, подойдя поближе, высунулась из окна. Прямо под окном она увидела двух мальчиков лет десяти, которые сидели на корточках, припав к земле. Кустарник, за которым они сидели, и спустившиеся сумерки делали мальчиков почти незаметными. Тесс заметила, как один мальчик приподнял голову над кустом и украдкой оглядел двор.
— Я его не вижу.
— Может быть, вернемся, Джин-Пол? Мы ведь уже и так пробрались во двор. Может быть, этого хватит?
— Мы ведь дали слово, что заберемся в его дом, — уточнил мальчик, которого звали Джин-Пол. — И мы как-нибудь туда заберемся.
Тесс слушала их и недоумевала: «Почему они боятся зайти в этот дом? Если им нужен Александр, почему тогда они не заходят? « Прислушавшись, она услышала, как мальчик по имени Пьер промямлил:
— Не нравится мне все это. А если все, что о нем говорят, — правда?