Премьер. Проект 2017 – миф или реальность?
Шрифт:
Что касается Министерства обороны и Комитета государственной безопасности, то, несмотря на добрые личные отношения с Дмитрием Тимофеевичем Язовым и Владимиром Александровичем Крючковым, эти ведомства целиком замыкались на Генсеке. То же самое относилось и к МИДу. Горбачев сразу дал понять, что именно он и только он ведет работу министерств обороны и иностранных дел и Комитета государственной безопасности. Конечно, никакими конституционными нормами здесь и не пахло. Тогда, в 85-м, я еще не слишком задумывался обо всем этом, даже гордая самостоятельность трех-четырех перечисленных ведомств не волновала меня. Не знаю, волнует ли сейчас главу Правительства этот вопрос. Ведь все осталось по-старому: и в «демократической» России МВД и другие так называемые силовые министерства и ведомства находятся под неусыпным «оком государевым» и служат его верной (а может быть, и единственной серьезной) опорой.
Страна готовилась к Съезду партии. Горбачев готовился к Съезду партии. Совет Министров тоже готовился к Съезду партии, ибо для нас, экономистов, главным вопросом XXVII съезда КПСС был вопрос хозяйственный. Вспомните решение Пленума. Вопрос формулировался так: «Об основных направлениях экономического и социального развития СССР на 1986–1990 годы и на период до 2000 года».
Так же, к слову, назывался и мой доклад на Съезде. Не считаю нужным утомлять вас экономическими подробностями, тем более что газеты и брошюры с текстом доклада из библиотек пока не изъяты.
До меня с политическим докладом выступил Генеральный секретарь ЦК КПСС. Речь шла о демократизации общества, международных отношениях, партийных вопросах. О новой редакции Программы КПСС, наконец. И опять ничего особо революционного, что появится в выступлениях Горбачева позже, тогда еще, в феврале — марте 1986 года, не прозвучало. Идея ускорения социально-экономического развития по-прежнему оставалась коренной. Принятая Съездом Программа характеризовалась как «программа планомерного и всестороннего совершенствования социализма, дальнейшего продвижения советского общества к коммунизму на основе ускорения социально-экономического развития страны».
Я выступал через несколько дней после Горбачева и, по сути, наполнил конкретикой и анализом провозглашенные политические декларации. Это была двенадцатая пятилетка, ставшая, как показала жизнь, пятилеткой перестройки, пятилеткой реформ. Бросался в глаза слишком большой экономический раздел в докладе Генсека. Но если вынуть из Отчетного доклада ЦК КПСС экономическую часть — что останется? В политике-то особо нового, повторяю, не появилось, время не приспело, все новое в экономике сосредоточилось.
Между тем экономику откровенно, беззастенчиво политизировали. Во всяком случае, такой процесс Горбачеву очень по душе был. Конечно, это — в разной мере на разных этапах — в нашей стране всегда существовало. Политика и экономика действительно в условиях планомерно организованного хозяйства связаны неразрывно. Наше общество успело накопить огромный (и, кстати, успешно используемый в развитых капиталистических странах) опыт государственного управления экономикой. В нем было много положительного и немало отрицательного. Но, пожалуй, никогда еще не было такого перекоса в сторону политики, ее сиюминутных, зачастую конъюнктурных задач, столько непродуманных по их экономическим и социальным последствиям предложений и требований со стороны Генсека, как во времена Горбачева. Видимо, сказались и обкомовская закваска, и деятельность на посту Секретаря ЦК по сельскому хозяйству, и стремление сосредоточить все нити управления в своих руках. Как бы то ни было, но ему очень хотелось быть и «ведущим экономистом». В то время, когда партия постепенно теряла свои позиции в обществе, когда реформы в ней самой все больше отставали от требований времени, лидер не думал ни о ее возможностях, ни о путях ее модернизации, ни о ее роли в обновляющемся обществе, ни о ее авторитете. О себе он думал.
Впрочем, это — отдельный разговор. В этой главе я предъявил высшим функционерам партии достаточно горькие обвинения. Выходит, и мой голос — голос коммуниста с тридцатипятилетним стажем — присоединился к хору тех, кто сегодня стремится добить поверженную партию? У нас любят бить упавших. Издеваться над свергнутыми. Толпой топтать тех, кто не в силах ответить на удары. Поэт-современник как-то признался: «Если сотня будет бить кого-то, сто первым я не буду никогда». Согласен с ним! Унизительно и подло поддаться всеразрушающему чувству стадной злости, охватывающей толпу, даже если оно, это чувство, изначально справедливо. Даже если оно направлено против преступника. И я не буду сто первым. Но не только по этой причине. Главное — в другом. Партия — это многие миллионы людей, пришедших в нее с высокими помыслами, с чистыми руками, с горячим желанием сделать все возможное для счастья народа, для расцвета Родины. О ней, о партии, я и хочу сказать свое слово.
Глава 7. Раскол в КПСС
Скажу сразу: датой, с которой демократию в России беззастенчиво, ни от кого не скрывая, начали убивать, считаю 6 ноября 1991 года. В этот день «самый демократический» Президент в мире подписал Указ о запрещении на территории республики Коммунистической партии. Невольно напрашиваются слишком, к сожалению, прозрачные аналогии с действиями властей в Италии или Германии в 30-х годах, где официально загоняли коммунистов в подполье.
Мне могут возразить, что партия была атакована двумя с половиной месяцами ранее, когда ее деятельность тот же человек «для разрядки» приостановил на сессии Верховного Совета республики. И немедленно следом толпы «неореволюционеров», только-только выбросивших партийные билеты, начали растаскивать ее имущество.
23 августа на «трибуне позора» в Верховном Совете России униженный президент СССР, только что привезенный из форосского 72-часового «заключения», еще пространно отстаивал идеи социализма и свою веру в реформированную партию. А на следующий же день он сложил с себя обязанности Генерального секретаря ЦК КПСС. В заявлении по этому поводу он путанно говорил о своей обязанности защитить коммунистов как граждан страны от необоснованных обвинений и в этой связи о самороспуске партии.
Круг замкнулся. Рано или поздно это должно было произойти — пути Горбачева и партии должны были разойтись. Но до сих пор остается загадкой, почему его рекомендации Центральному Комитету о роспуске партии многие восприняли как уже свершившийся факт. Думаю, что подсознательно сработала воспитанная десятилетиями вера в безусловную правильность действий ее лидера — Генерального секретаря.
Это были дни пьянящей эйфории у победителей и тех, кто всегда стремительно примазывается к ним, к власти — какой бы она ни являлась. Собственные убеждения у приспособленцев всегда начисто отсутствуют. Счастливые победители, всерьез считающие себя единственными в стране демократами, должны были упавшую им в руки власть употребить. Поручить столь же демократической прокуратуре начать следствие против тех, кто — как они считали — за семьдесят лет привел страну к унизительному и нищенскому существованию. Ведь именно «демократы» начали благороднейшую борьбу с беззаконием, за построение в стране истинно правового общества!
Но взамен родился абсолютно беззаконный и антидемократический Указ о запрете партии. Всей партии! Девятнадцать миллионов коммунистов оказались вне закона. Пожалуй, редкая из газет в то время удержалась, чтоб не обозвать этот Указ подарком Ельцина поверженным коммунистам к их празднику. Они, правда, забыли, что в течение многих десятилетий это был самый главный праздник государства, всего народа.
Как известно, я не юрист по образованию, но многолетняя работа в хозяйственных и государственных органах заставила меня разбираться в основах этой ныне модной науки. Я хочу остановиться на правовых мотивах скоропалительного указотворчества Президента России.