Премьер. Проект 2017 – миф или реальность?
Шрифт:
Через эту газету читатели смогут принять участие в обсуждении государственных вопросов, своими предложениями, идеями оказать влияние на работу правительственных органов, оценить их деятельность».
И нужно сказать, что в какой-то мере газета эти надежды постепенно стала оправдывать. В ней выступали члены Президиума Совета Министров, министры, производственники, специалисты, крупные ученые, представлявшие различные сферы знаний. У газеты появился свой круг подписчиков и читателей.
Конечно, я понимал, что появление «Правительственного Вестника», пробивая еще одну брешь в информационно-пропагандистской монополии ЦК, не решает все же проблемы достаточно широкого, самостоятельного выхода Совмина и других высших органов исполнительной власти на общественность страны. Поэтому я направил в Политбюро записку, в которой совершенно четко поставил вопрос: почему, когда соотношение ветвей власти меняется в демократическом направлении, все газеты, как и другие средства массовой информации, продолжают находиться в руках ЦК партии? Я предложил передать часть газет в ведение Совета Министров и ряда других высших звеньев государственного управления. Например, Госстрой мог бы иметь свой орган — «Строительную газету», машиностроительный комплекс — «Социалистическую индустрию», Госплан или Совмин — «Экономическую газету», Минсельхоз — «Сельскую жизнь» и т. д. За Центральным же Комитетом надо было оставить газеты и журналы партийного, общественно-политического, идеологического характера. Это же гигантская сфера работы, огромный круг проблем!
Казалось бы, идея вполне разумная, тем более что эту акцию я предпринял после XIX Всесоюзной партийной конференции, где было прямо сказано: партия отраслевыми хозяйственными проблемами заниматься не будет и в соответствии с этим даже ликвидируются отраслевые отделы ЦК КПСС. Поддержки в Политбюро я не получил. Видимо, слишком глубоко въелось в плоть и кровь Горбачева, Яковлева, Медведева и им подобных убеждение в том, что на истину должна быть их монополия, что людям достаточно знать только ту правду, какую отмерят им чиновники от идеологии.
Сказались здесь и другие факторы. Не перечисляя их, назову единственный, но далеко не последний: Горбачев всегда ревниво относился к Правительству, к тому авторитету, который был у Председателя Совета Министров и ряда его заместителей. Мы видели, что возрастающая и более самостоятельная роль Совмина в обществе раздражала Генсека все сильнее и сильнее. Ему был нужен карманный премьер, механический исполнитель его воли. И нужно прямо сказать, что Генсек не упускал случая перехватить у Совмина и у меня любые политически значимые инициативы.
Приведу лишь один пример. Главный редактор «Труда» обратился ко мне с просьбой встретиться с 15–20 рабочими — наиболее активными читателями газеты, которые хотели бы «обсудить ряд особо острых, актуальных проблем жизни трудовых коллективов, высказать свой взгляд на ход перестройки, на пути решения возникших социально-экономических вопросов». Запись беседы предполагалось опубликовать в газете, выходившей в то время тиражом 20 миллионов экземпляров. Я был готов провести такую встречу, поскольку понимал, что откровенный разговор с рабочим классом в это время был крайне необходим. Однако по тогдашним правилам я, как член Политбюро, должен был проинформировать Генсека по этому поводу. На моей записке Горбачеву, направленной в январе 1989 года, тот начертал: «Николай Иванович! Поскольку есть планы о беседе в ЦК (и поскольку уже я распорядился готовить ее после городской конференции, где нас покритиковали), то я за ответы на вопросы. А с рабочими встретимся».
И действительно встретились — с опозданием месяца на три-четыре, хотя ложка, как известно, дорога к обеду. И к тому же встреча получилась практически бессодержательной: Горбачев умел и любил слушать только самого себя. Как обычно, он утопил попытки анализа и критики со стороны выступавших в потоке собственного словоизвержения, и никакого влияния на положение дел встреча не оказала.
Так что борьба за гласность, открытость политики, прежде всего — экономической, шла в разных формах с переменным успехом. Там, где могли, мы принимали самостоятельные решения. Скажем, в Совмине был отменен существовавший десятки лет запрет на выступления в прессе его работников без согласования с руководством. В 1990 году выпустили две очень серьезные книги — «Экономическая реформа: поиск решений» и «Трудный поворот к рынку». Думаю, они полезны и сейчас. Подготовили к выходу в свет книгу «Советское Правительство: кто есть кто». Одна за другой появлялись шедшие нарасхват тематические брошюры с официальными документами по волнующим широкий круг людей проблемам.
В связи с моим отчетом XXVIII съезду КПСС 485 делегатов задали мне около 600 вопросов. Мы долго ломали головы над тем, что же делать с ними? Отвечать на каждый — понадобится два дня заседаний, не меньше. И тогда, по-моему, впервые в практике таких форумов были даны ответы на все вопросы в оперативно подготовленной брошюре, которая была роздана каждому делегату Съезда.
Немало моих выступлений, интервью было опубликовано в зарубежных газетах и журналах, показано в документальных телефильмах и передачах. Особенно тепло вспоминаю о состоявшейся в марте 1989 года беседе с 33 женщинами, представлявшими двадцать стран и являвшимися членами Московского международного пресс-клуба журналисток. Это был удивительно искренний с обеих сторон и содержательный разговор.
Работники Совета Министров принимали участие в международных конференциях по проблемам гласности, демократизации страны. Информация о том, что и как делалось для этого в Совете Министров СССР, по доходившим откликам, воспринималась с огромным интересом и уважением, тем более что многие формы работы в этом направлении в высших государственных органах других стран не применялись. Отдел информации посещали послы и пресс-атташе ряда иностранных представительств в Москве, зарубежные деловые люди. Советские и иностранные корреспонденты получали в Отделе информацию по волнующим их вопросам — в кризисные дни такая телефонная «горячая линия» работала с утра до ночи. В аппарате Правительства появились первые факсы и другие современные средства оперативной передачи и поступления информации. Было подготовлено помещение для встреч руководителей и специалистов Совмина с корреспондентским корпусом, разработан план создания собственной мощной издательской базы, теле-и радиостудий и т. д.
Понимая, что гласность «работает» только тогда, когда она проникает повсеместно, мы использовали любые возможности для ее поддержки и распространения. Так, Совет Министров принял решение внести от имени Советской Стороны предложения по расширению гласности в деятельности Совета Экономической Взаимопомощи. Они были представлены руководящим органам СЭВ осенью 1988 года. К сожалению, на реализацию этих предложений ход событий в социалистических странах Восточной Европы нам времени уже не оставил.
Иногда приходилось решать и вопросы, входившие, казалось бы, в компетенцию ЦК. Так случилось, в частности, в том же году, в период подписной кампании на газеты и журналы. Это было время, когда изголодавшиеся по гласности и открытости люди жадно поглощали любую информацию из всех доступных им источников. И вдруг из-за резко возросшей потребности в бумаге были введены ограничения в подписке на 44 популярных в то время издания. Волна возмущения в связи с этим не шла ни в какое сравнение с недовольством от перебоев в снабжении стиральным порошком и даже сигаретами. Судя по письмам в Правительство, в органы информации, люди восприняли лимитирование подписки как «заслон гласности», покушение на нее, на демократию, на перестройку. Проблема быстро приобрела остро политический характер. Нам пришлось срочно вмешаться в сложившуюся ситуацию. Совет Министров тщательно изучил ее, изыскал дополнительные ресурсы бумаги, разработал меры по увеличению ее выпуска и обязал Министерство связи и Комитет по печати снять ограничения в подписке на 1989 год. Обстановка разрядилась — читатели получили приглянувшиеся им издания.
Так было всего пять лет назад. А что сейчас они, эти читатели, стали ли чаще выписывать газеты и журналы после «победы демократических сил»? Сравним данные по России за 1990 и 1993 годы. Число журналов и других периодических изданий уменьшилось более чем на треть, их годовой тираж сократился в 12 раз. Это ли не выражение деградации гласности, информированности населения, демократии на словах и антидемократизма на деле? Ну а современный метод решения этой проблемы, как и многих других, самый простой и наиболее эффективный — экономическая удавка на шеях и читателей, и издателей.