Премьер. Проект 2017 – миф или реальность?
Шрифт:
Поговорили. А утром от Валерия Ивановича Болдина, его верного помощника, принесли пакет с документом — всего полторы машинописные странички. Под текстом — четыре отпечатанные подписи: Горбачев, Ельцин, Рыжков, Силаев. Горбачев и Ельцин уже подписали текст, Рыжкову и Силаеву, как видно, предлагалось сделать то же самое. Но текст был таким, что я не мог поставить под ним свою подпись! Не помню его сейчас дословно, но суть такова: при подготовке программы перехода страны к рыночной экономике принять за основу разработки Российской Федерации. И здесь же — список членов комиссии, которой эта подготовка поручается. Во главе — Шаталин с десятком единомышленников. От Совета Министров — только Абалкин и Ясин — мы его в то время наивно считали приверженцем правительственной программы.
А между тем бессмысленные ритуалы встреч и провожаний никто не отменял, пора было ехать во Внуково — прощаться с Генсеком, убывающим из столицы хотя бы и в отпуск. В аэропорту я улучил в суете минутку и спросил его:
— Михаил Сергеевич, я прочитал документ, где же здесь компромисс? Тут все диктуется.
— Ну, не надо так, — улыбаясь ответил он. — Будете работать, там все и найдется…
— Дай-то бог, — сказал я, — но боюсь, что из этого ничего не получится.
Уже потом, анализируя такие малологичные амплитуды колебаний Президента в то время, я понял, что должен был быть кто-то достаточно слушаемый в его ближайшем окружении, чтобы постоянно и настойчиво убеждать Горбачева в том, что его Правительство «консервативно и антиперестроечно». Кто-то любящий и умеющий плести сеть закулисных интриг, которые всегда так сильно действовали на весьма эмоционального и подверженного влиянию Президента. Был такой человек рядом с ним. Я имею в виду члена-корреспондента Академии наук Н. Я. Петракова, не самого сильного и не самого яркого экономиста, который аппаратную карьеру предпочел научной. Это-то понятно: наука требует полной отдачи и благодарна лишь тем, кто умеет идти по нехоженым дорогам, а не по чужим следам.
К несчастью для отечественных наук вообще и для экономической в частности, в них подвизалось много людей, которые славно умели пользоваться давно открытым и пройденным и даже приобретали себе на этом степени и звания. Умение интриговать всегда ценилось не менее, если не более, чем умение открывать новое. Петраков вовремя понял, что аппаратная карьера куда перспективнее, чем чисто научная. Невесть какими путями он стал помощником сначала Генерального секретаря ЦК КПСС, а потом и Президента. Я не осуждаю его за это. Жалко лишь, что свои несомненно яркие способности аппаратчикацаредворца он употребил не для созидания, а для разрушения. И в том, что впоследствии нам так и не удалось, вопреки радужным ожиданиям Горбачева, объединить усилия двух «команд» для создания столь необходимой стране серьезной и полноценной экономической программы, есть, думается, и доля его «труда». Говоря об этом, я ни в коем случае не хочу бросить тень на всех наших ученых. Многие годы моей жизни связаны с производством и экономикой. Я знаю и ценю сотни ученых — подвижников в своем деле. И не их вина, что их мысли во многом остались невостребованными. Это — наша трагедия…
Я вернулся в Кремль, в свой кабинет, и срочно позвал своих заместителей, академиков Абалкина и Ситаряна. Положил перед ними документ, сказал:
— Оцените!
Они прочли, помолчали, с мыслями собирались. Потом кто-то из них задумчиво проговорил:
— Как ни крути, а подписывать придется.
— Зачем? — спросил я.
— Николай Иванович, у вас выхода нет. Надо подписывать, иначе все скажут: «Вот Горбачев и Ельцин в конце концов находят компромисс, подписывают такой документ, а Рыжков, теперь это ясно, вбивает между ними клин…»
— А дело? — возразил я, внутренне уже сдаваясь. — Делото пострадает… — Если не подпишете, точно пострадает. А подпишете — еще можно бороться.
Я подписал.
Теперь-то понимаю, что и я сам, и мои добрые коллеги и товарищи искренне заблуждались, считая, будто борьба идей еще могла принести разумные результаты. Да, противостояние Горбачева и Ельцина буквально раздирало страну на враждующие лагеря, лишало смысла и нашу работу, ибо начавшаяся после Первого съезда народных депутатов РСФСР война союзных и республиканских законов прежде всего била по экономике, по людям, по делу. Но в тот момент хотелось верить, что документ, который меня вынуждали подписать, положит начало компромиссу в политике. Париж стоил мессы!
Выше я подробно описал разговоры с Горбачевым и моими коллегами в эти дни. Но оказывается, что тогда мне сказана была полуправда. На самом деле уже в те дни конца июля 1990 года перед уходом Президента в отпуск он четко определил свою позицию в отношении программы Правительства по переводу экономики на рыночные принципы, благословение которой дал в мае на Президентском совете.
Что же на самом деле говорилось и какие были договоренности двух лидеров за моей спиной? На этот вопрос отвечает интервью Ельцина советскому телевидению, программе «120 минут» 3 августа. Выдержки из этого интервью приводят к неоспоримому выводу о том, что Президент страны уже тогда встал на путь недопустимых компромиссов, которые в дальнейшем привели к разрушению государства.
Я привожу эту часть интервью дословно, не внося никаких корректив.
«…— Вы как-то в своем, в нашем интервью уже упоминали о том, что вы собираетесь предложить программу России Центру. И также упомянули, что независимо от того, будет ли Центр, примет ли Центр эту программу или нет, вы будете настаивать на том, что у России должна быть своя экономическая программа. Скажите, пожалуйста, если Центр все-таки не примет, так сказать, вашу программу, каковы могут быть ваши действия в этой ситуации?
— Я уже сегодня могу сказать, что Центр примет, потому что сегодня в «Известиях» опубликовано, что Горбачев и Ельцин подписали вдвоем вот специальное, ну, как бы сказать, договоренность, что ли, что, основываясь на концепции российской программы, создать такую группу, которая бы сделала на ее основе союзную программу.
То есть не ту программу Правительства союзную, которую сейчас критикуют и которая, конечно, не будет, я думаю, принята, вот. И это приведет к отставке союзного Правительства, а программу, именно основанную на российской основе, концепции российской. И мы с Горбачевым такой документ подписали именно в тот период, когда я находился здесь. Мы разговаривали по телефону несколько раз, а потом подписали такой документ. Я обратился к нему с таким предложением письменно, что выход только такой, что мы предлагаем российскую программу, чтобы нам не иметь свою денежную единицу, потому что если Союз не принимает, тогда мы должны внутри России, реализовывая эту программу, иметь свою денежную единицу. Мы бы пошли на это».
Многие средства массовой информации, особенно газета «Известия», немедленно сделали далеко идущие выводы, что возник союз авторитетов — Горбачева и Ельцина, что имперский диктат Центра будет исключен, что создаваемая программа станет основой экономической части союзного договора, что эта договоренность будет способствовать реальному объединению суверенных республик и т. д. Между строк читалось: долой Правительство Рыжкова, оно мешает радикальным переменам в политической и экономической жизни страны. Совершенно очевидно, что экстремизм новых лидеров преследовал цель добиться разрушения государства, изменения общественного строя. Вот с этим-то я и мои соратники и не соглашались, понимая, что, по существу, речь идет именно о такой национальной катастрофе, а не о реформировании политической и экономической системы во имя людей, общества и государства.
Еще больше прояснилась позиция Ельцина в новом интервью — 6 августа из той же Прибалтики одной японской газете. Здесь же ясно обозначилась и позиция Горбачева.
«Вопрос: Недавно вы встали на путь сотрудничества с Горбачевым в деле восстановления экономики СССР.
Ответ: Я выдвинул программу «500 дней», которая ведет к внедрению в Российской республике рыночной экономики. Вместе с тем СССР обнародовал самостоятельный правительственный проект реформ, подготовленный Председателем Совета Министров СССР Н. И. Рыжковым. Но что касается Российской республики, то она с ним не согласна, потому что он не гарантирует повышения жизненного уровня населения. Однако если республика самостоятельно займется экономическими преобразованиями, возникнут существенные трудности. Это связано с тем, что финансовые средства, которыми располагает республика, ограничены. Вот почему я, находясь на отдыхе в Юрмале (Латвийская республика), направил письмо Президенту Горбачеву, в котором предложил принять в рамках Федерации программу «500 дней». За этим последовал телефонный звонок Горбачева, и ответ был следующим: «Примем этот план, поскольку он хороший» (2 августа). Было достигнуто официальное соглашение по вопросу об учреждении совместного комитета СССР и Российской республики. Думаю, что это был исторический разговор.