Премьера без репетиций
Шрифт:
Барковский посмотрел на пленника с интересом.
– Все! – неожиданно отрезал он. – Время истекло. Приберите здесь. Убрать следы! – приказал он подошедшему парню с автоматом. – Церковь запереть! Все вынесли?
Тот кивнул.
– Пан Кравец, на минуту. – Они отошли в сторону.
«Заигрался, приманку надо было дать получше. А что сейчас? Расстреляют! Хотя церковь… Впрочем, что им церковь. Но как сказать?» – думал Алексей.
Барковский снова подошел. Алексей не успел к нему обратиться, как он, не останавливаясь, взял своего
– Выводи, – и, уже не обращая на них никакого внимания, начал что-то тихо говорить сыну.
– Пан… – потянулся было Алексей к Барковскому. Но жесткая широкая ладонь Чеслава тотчас же зажала ему рот. Сзади уперлись коленом в спину, заламывая руки, запихнули кляп – какую-то вонючую тряпку. Сильно и коротко ударили в солнечное сплетение и, когда Алексей согнулся в три погибели, подхватили под руки и поволокли к выходу…
18 октября 1939 год
ЖИВУНЬ
Паисий обхватил руками голову и горестно застонал.
В первое мгновение, когда услышал скрип открываемой двери, он хотел отвлечь бандитов. Что это были бандиты, он ни на секунду не сомневался. Но в последний момент стало ясно – не поможет. Его даже не застрелят, зачем шуметь? Свернут голову, как гусю, и все.
Тогда Паисий затаился. В церковь вошли не все. Трое или четверо остались снаружи. Один подошел совсем близко к кусту, за которым он присел.
Он до сих пор с омерзением вспоминает раздражающее подергивание носом и сопение. Насморк был у бандита. Это хлюпанье мешало услышать, что происходит там, в церкви.
Потом раздался звук шагов. Звук становился громче, шаги приближались. Сопливый охранник забеспокоился. Лязгнул затвором. Разговор их Паисий, наверное, на всю жизнь запомнит.
«Кто там?» – осторожно спросил осипший страж. «Да я, я, Казимир! Не пальни, дурак…» – «Скоро там?» – «Да все, сейчас уходим». – «А тянули-то чего?» – охранник снова хлюпнул. «Энкэвэдиста поймали». – «Кончили?» – деловито спросил страж. Второй ответил, чуть помедлив: «Не знаю, там сам решает. А у меня терпеть мочи больше нет». В темноте послышалось журчание.
«Ладно, пошли, Лех звал!» Они ушли.
Подождав немного – вдруг вернутся, Паисий привстал, чуть размял затекшие руки и ноги. Увидел темные фигуры, отделившиеся от чернеющей громады церкви. Выйдя из двора, они были хорошо видны на фоне чуть посветлевшего неба, но, сворачивая за угол, исчезали.
Когда последний скрылся из виду, Паисий поспешил к двери. Но на ней снова висел большой ржавый замок. Будто ничего и не случилось. Тогда он потрусил к тому месту, откуда залезал Алексей. Попытался вскарабкаться на стену. Ему слышались стоны. Слабый голос, зовущий на помощь. Но силы не те, он скользил и падал.
Вернулся к двери, дернул со злости замок. Тот неожиданно отвалился. Паисий открыл тяжелую дверь.
Никого.
Потом обшарил все кладбище.
Тоже никого…
Паисий задал себе вопрос: а как же это получилось, что бандиты появились в церкви именно в тот момент, когда там был Алексей? Случайность? Не похоже!
Василина! Да-да, именно она. Ну у кого еще мог быть реальный выход на банду? Конечно, она! С Чеславом у них совсем неясные отношения. Кому Алексей мог сказать о том, что он собирается делать? Тоже ей. И тропинки все в лесу и на болотах знать может. И отец ее. Кому служит Филипп? Теперь ясно…
19 октября 1939 год
ЖИВУНЬ
…Паисий увидел Василину издалека.
– Холода скоро, – сказал Паисий после того, как поздоровались.
Василина остановилась.
– Да, может, и не скоро. Вон как тепло, – ответила она.
– Все по хозяйству хлопочешь?
– Отец занят, а Нестор разве позаботится о себе сам?
– Да-да, непросто. Замуж выйдешь, еще хлопот прибавится.
Василину будто в прорубь окунули после таких слов. Ответить она ничего не могла. Боялась разрыдаться.
Он истолковал это по-своему.
– А ты замуж-то когда собираешься? Вроде и жених у тебя был? Кстати, где он сейчас? Вроде как уехал сопровождать в полк молодого пана, так про него и не слышно.
– Какой полк? Куда уезжал? О чем это вы, Паисий Петрович?
– Да как о чем? Чеслав ведь перед отъездом всем сказал, что как вернется, в жены тебя возьмет!
– Не знаю, рано мне еще, – резко ответила она. – С чегой-то вы вдруг заговорили об этом?
– Говорят, видели его. Злой ходит… Кому-то голову свернуть собирался и все про женитьбу говорил.
Паисий лгал. Лгал неумело. Но остановиться уже не мог.
– Кому? – Василина насторожилась.
– Не знаю. Не я же его видел. Разве он сам тебе не говорил?
– Мне? Не видела я его, и век видеть не хочу.
Паисий посмотрел на девушку. Какое презрение в ее голосе! Его стали одолевать сомнения. Может, и ни при чем тут она?
– Красивая ты. Нарисовать бы тебя… – Паисий помолчал и тихо, почти про себя, добавил: – Только вот художника нашего нет…
Из глаз Василины выкатилось по слезинке.
– Прости… Я не хотел. – Он легко дотронулся до ее руки.
– Ладно, дядько Паисий, чего там… – Василина отвернулась, вытирая глаза концом платка. – Только бы живой…
– Бог даст – будет… – перекрестился Паисий, – хороший он юноша, добрый… М-да… Сильно мы с ним сдружились.
– Вы? – улыбнулась сквозь слезы девушка. Очень уж не вязался непоседливый Алеша с пожилым учителем.
– Да-да! Что тут удивительного! Старое, оно всегда тянется к молодому. Опять же общность взглядов… – Паисий почувствовал, что запутывается в словах. – Я и говорю… – осторожно кашлянул он. – Бог, он несправедливости-то не допустит! Пришлет Алеша весточку-то, пришлет! Если мне пришлет, так я тебя тут же и упрежу… Даст бог, хорошо все будет.