Премьера убийства
Шрифт:
Он подошел к ней поближе и нагнулся за туфлями. И вдруг его широкая ладонь протянулась чуть дальше и легла на ее босую ногу…
— Да вы и без чулочков… — донеслось хриплое бормотание.
Мартина почувствовала одновременно страх и отвращение. Кроме того, ситуация вообще была довольно глупой. Она смертельно устала, и ей было страшно неловко за отсутствие чулок…
— Послушайте, дорогой мой, — сказала она, стараясь говорить ровно, — вы очень добры ко мне, правда. Я вам очень благодарна, но не оставите ли вы меня тут одну — мне надо наконец заняться своей работой, и я ужасно устала за сегодняшний день…
Сторож убрал руку с ее ноги и удивленно
— Ну что ж, о'кей, — протянул он несколько разочарованно. — Устали так устали… Я не в обиде…
Он поднялся на ноги, поставил ее туфельки сушиться на решетку у плиты и пошел к двери. Там он обернулся.
— А вы — командир! — заметил сторож одобрительно. — Вы далеко отсюда живете?
— Не знаю, — хмыкнула она. — Мне еще предстоит где-то устроиться. У Паддингтонского вокзала есть такая простенькая гостиница, и я думаю…
— А что такое, вы обанкротились? На мели?
— Со мной все в порядке, я вам уже десятый раз повторяю. Теперь, когда я нашла эту работу, у меня действительно все хорошо. Будет хорошо.
Парень засунул руки в карманы.
— Вы будете ночевать у меня в комнате, — сказал он.
— Нет-нет, ради Бога, нет. Не надо всего этого.
— Но ведь мы же друзья, чего уж там?
— Ну… Не совсем. Вы были ко мне очень добры, но извините, я как-нибудь сама справлюсь со своими делами…
— М-да, вы настоящий командир… — повторил он с уважением. — Но вообще-то я никак не могу понять, что вы за птица. Честное слово, просто не дотумкаю. Этакий у вас говорок странный и все такое… Серьезно, вы что, из благородной семейки, которая вдруг обанкротилась? Вы попали в какую-то историю?
— Да не было никакой истории.
— Ну ладно, как скажете! — Сторож шутливо поклонился. — Больше вопросов не задаю.
Он вышел в коридор и снова обернулся:
— Знаете что, это против моих правил, но больше я пробовать не стану… Мой сменщик меня подменяет в девять утра, и я могу ему мигнуть, пусть попробует, может, он вас больше устроит… Я в «оранжерее» огонь зажег, там тепло, и кресла мягкие, так что располагайтесь, как вам удобно.
— Ой! Как? Я могу… Я могу ночевать в «оранжерее»? — переспросила Мартина с замиранием сердца.
— Наверное. Никогда нельзя сказать, чего можно, а чего нельзя, пока хоть раз не попробуешь. Но будьте осторожны, ясно? А то мне шею из-за вас намылят… И не падайте духом! Помните, все едино: что в лоб, что по лбу…
Сторож наконец удалился. Мартина выглянула в коридор — желтый луч его фонарика был уже в самом конце, у начала лестницы на сцену.
— Спасибо вам! — крикнула вдогонку Мартина. — Не знаю вашего имени, но вы мне очень помогли, очень… Спокойной ночи!
— Можете звать меня просто Фред! — донесся ворчливый голос из темноты.
Хлопнула дверь. Девушка осталась в полном одиночестве.
Она вздохнула, собралась и приступила к своей новой работе.
К десяти часам Мартина наконец все закончила. До этого ей пришлось преодолеть собственную усталость, вялость, боязнь, неразбериху в вещах и костюмах…
Теперь на вешалках висели пять тщательно выглаженных платьев, на полочке у трюмо была разложена косметика. Оставалось только купить розы для мисс Элен Гамильтон.
Мартина устало откинулась на спинку кресла и стала рассматривать фотографии, которые она сняла со стены. Это были обычные студийные портреты, на обороте были от руки подписаны краткие заметки: «Элен от Адама, 1950 год». Наверное, она за него тогда собиралась замуж, подумала девушка.
Мартина встала и пошла к двери. На пороге она остановилась, испугавшись, что забыла сделать что-нибудь существенное. Нет-нет, успокоила она себя, обводя взглядом гримерную, ничего, все в полном порядке… И вдруг взгляд Мартины случайно упал на собственное отражение в большом зеркале. Нет, в принципе тут ничего дурного не было, просто она оценила себя со стороны: девушка в желтом свитере, натянутом на черную блузку, с прилипшими ко лбу темными нечесаными прядями… Бледное, осунувшееся лицо, синева под глазами, красивый (в принципе), но запавший ротик… Этакая измочаленная Золушка… Фу! Мартина откинула волосы со лба, поправила блузку и пригляделась снова. Нет, все равно это просто ужасно.
Тогда она выключила свет и пошла по коридору к «оранжерее». Там, свернувшись калачиком на мягкой кушетке под собственным пальто, Мартина проспала до самого утра.
Глава 2
В тёмном зеркале
Мартина проспала почти до восьми часов утра. Ночью поднялся ветер и стал задувать во все щели окон и дверей. В театре валялось немало всякого сора, и ветер принялся разносить по лестницам и коридорам клочки бумаги, обрывки билетов, веревочек от номерков и прочую ерунду… За окнами всю ночь шел дождь, отзываясь гулом в водосточных трубах и барабанной дробью на жестяной крыше. Вышли за ночной поживой мыши, но ничего особенно хорошего не нашли. Только в одной гримерной они обнаружили открытую коробочку с театральным гримом — попробовали и передернулись. Потом унюхали накрытый тарелкой кусок ветчины. Мыши покрутились рядом, попытались приподнять тарелку — но все напрасно. Грызуны досадливо пожали плечами и пошли по своим делам за более надежной добычей…
От звериной беготни и писка проснулся сторож Баджер, который и без того спал чутко и неспокойно. Во втором часу ночи он поднялся и пошел на обход здания. Прокравшись по коридору и светя фонариком по всем нишам, он дошел до зрительного зала, обшарил все и там, но ничего не нашел. Вздохнув с чувством исполненного долга, Баджер повернулся и оказался как раз напротив «оранжереи». И вдруг что-то заставило его тихонько толкнуть дверь…
Мартина лежала, свернувшись калачиком в кресле, одной рукой обняв свои колени, а другую подложив под голову. Красноватый отблеск пламени слабо горящей конфорки ложился розовой ретушью ей на лицо. Фред Баджер довольно долго простоял неподвижно, рассматривая спящую девушку и задумчиво скребя подбородок огрубелыми пальцами. Наконец он тихонько повернулся, прикрыл за собой дверь и направился назад в свою каморку. Как было заведено, сторож позвонил в пожарную часть и доложил, что обстановка спокойная и пожара не наблюдается.
На рассвете дождь наконец прекратился. Дворники своими скребками сгоняли воду вниз по Карпет-стрит. Скрипели тележки молочников. Но Мартина не слышала всего этого — она крепко спала.
Девушка проснулась от смутного чувства, что в дверь тихонечко постучали. Поскольку окон в комнате не было, то здесь все еще царил полумрак. Мартина взглянула на часы: было уже восемь. Она с трудом поднялась, потянулась, ощущая после сна легкую скованность в теле, подошла к двери и распахнула ее. В комнату из коридора проник зеленоватый утренний свет. Слева от двери прямо на полу стояла чашка чая с положенным сверху толстенным бутербродом с ветчиной… Под чашку был подсунут клочок бумаги с нацарапанными словами: «Надеюсь, еще увидимся…»