Преображающие мир. Книга вторая. Охотники и ловцы рыб

Иванова Татьяна Всеволодовна

 - Что?

 - Отвести ее в храм. Не в какую-нибудь местную базилику, она ее может испугаться, а в ее родной, русский храм. С крестом в основании и куполом сверху.

 - Понял. Это Червенские земли. Придется немного изменить путь.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

 Наконец, впереди, на холме среди березок показались маковки русской церквушки. Всеслав с Сольмиром повели к ней Любаву. Хорошо, что та была послушной. Только есть отказывалась, а других трудностей им не создавала. Но церковь оказалась заперта. Всеслав отловил местную бабу,

выяснил, где домик священника, и решительно потащил туда растерявшегося Сольмира и Любаву.

 Дородный темноволосый батюшка с густой окладистой бородой спокойно наслаждался послеобеденным сном, когда к нему вломились два измотанных, озлобленных воина и полностью малахольная девица.

 - Батюшка, мы по очень важному делу, - холодно обратился к нему Всеслав.

 Бросив всего один взгляд в ледяные глаза заговорившего с ним воина, батюшка понял, что если он попробует его выставить, то как бы его мирный послеобеденный сон не перешел в сон вечный. Делать было нечего. Он сел на скамье, зевнул и задумчиво почесал бороду. Любава по укорененной еще в детстве привычке подошла под благословение. Всеслав с явным недоверием в холодный серых глазах изучал очень приземленного русского священника. Рубаха, в которой тот почивал, перед тем, как к нему ворвались нуждающиеся, не скрывала дородности его телес.

 - Мою невесту нужно приобщить Святым Тайнам, - вполне грамотно сказал воин, решившись.
– Мы пережили тяжелый бой, она потеряла дорогих людей, и с тех пор вот в таком виде.

 - Мне бы исповедаться, - тихо проговорила Любава. В ее взгляде промелькнула болезненная тревога.
– Я убила воина.

 - Да куда тебе, - с досадой вмешался Всеслав.
– Это я его убил. И ничуть не жалею. Хотел бы жить - сидел бы дома. Не ходил бы грабить чужие земли.

 В Любавиных глазах тревога снова сменилась пустотой и рассеянностью.

 - Так-так, - сказал батюшка, окидывая Любаву быстрым взглядом.

 - Батюшка, меня крестили перед тем боем, но мой наставник погиб, - нерешительно сказал Сольмир, складывая руки так, как только что сделал Любава, и благоговейно подходя под священническое благословение.
– Может быть, вы преподадите мне наставление. И нам бы отслужить заупокойную службу по убитым монахам...

 - Да, дела-а-а, - неопределенно сказал священник, нашаривая поршни под лавкой, обуваясь и вставая.
– Идите, подождите меня возле храма. Я сейчас подойду.

 - Я не пойду в храм в таком виде, - внезапно уперлась Любава.
– У меня голова не покрыта.

 - Накинь край плаща на голову, - с необычайной для него мягкостью ответил Всеслав, потянувшись к ней, чтобы расстегнуть ей фибулу на плаще.

 - Я принесу платок, - вмешался батюшка.
– Идите.

 В храм вместе со священником вошли Сольмир и Любава. Всеслав остался ждать снаружи. Над кровлей сонно ворковали голуби, вдали куковала кукушка, где-то кукарекали петухи. Над цветами клевера сонно жужжал шмель. Всеслав ждал, не особенно на что-то надеясь, но все же ждал чего-то, толком сам не зная чего.

 Потом двери

храма медленно раскрылись, первым наружу вышел батюшка и сделал шаг в сторону. Следом за ним вышла Любава с покрытой платком из небеленого льна платком, головой. И Всеслав, не помня себя, медленно поднялся с пенька, на котором сидел. Да, Любава была в слезах, но взгляд у нее был вполне осмысленный. Она молча смотрела на него.

 - Ничего особенного, Вселав, но...
– подсказал ей сзади Сольмир.

 - Ничего особенного, Всеслав, - повторила за ним Любава и грустно улыбнулась, - но мы попросили батюшку, сходить к нам в лагерь, преподать Тайны Творимиру.

 - Еще и пособоруем раненого, - известил Всеслава батюшка басом, радуясь чуду, в котором он сейчас был участником и наслаждаясь потрясением недоверчивого воина.

 Всеслав сделал несколько шагов вперед, схватил Любаву за руки, и так и застыл, глядя ей в глаза с непередаваемо изумленным выражением лица, всей душой благодаря этого Христа, который так по-хозяйски вернул на место душу его любимой.

 - Можешь ее поцеловать, - разрешил батюшка, глядя, как суровый воин счастливо прижимает руки своей рыжеволосой невесты к своему лицу, - в щечку. И пошли уж.

 Но ошеломленный Всеслав не стал целовать ее при всех. Молча развернулся и пошел вперед, показывая дорогу.

 - Есть ужасно хочется, - тихо пожаловалась ему в спину Любава.

 Конечно же, в тот день они уже никуда с места не сдвинулись. После соборования пришел в себя Творимир. Сольмир с Негорадом принялись пересказывать ему последние события. Даже о смерти своего лучшего друга Рагнара тот еще не знал. Любава этого слушать не стала, ушла в лесок, окружавший их лагерь. Всеслав, подождав немного, отправился за ней.

 Новгородка сидела, закатав штанины, опустив босые ноги в воду мелкой речушки, любуясь желтыми кувшинчиками цветущих кубышек, веточкой осины вяло отмахиваясь от насекомых. Маленькие рыбки ласково покусывали ей ноги. Почему-то они резвились там, где ручей впадал в речушку, если, конечно, не отвлекались на покусывание Любавиных пальцев. Там ее и нашел Всеслав. Она обернулась на шорох, он увидел в ее глазах и радость и нежность. И только теперь полное понимание произошедшего затопило его сознание малопереносимой радостью. Он опустился рядом с ней на берег, обнял хрупкую девушку, переместил ее к себе на колени и принялся жадно целовать ей лицо и шею, шепча в промежутках между поцелуями не слишком связные ласковые слова.

 - Я согласен креститься в твоей самарянской вере, - сказал он, почувствовав спустя какое-то время, что ошеломленная и покорная поначалу Любава уперлась руками ему в грудь, чтобы отстраниться еще и потому, что ее босые ноги принялись кусать слепни сразу, как только она выронила веточку осины, увлекшись поцелуями. Но после этих судьбоносных слов она забыла о кровососущих насекомых и внимательно посмотрела ему в глаза.

 - Только можно не сейчас?
– попросил Всеслав с видом человека, который похвастался и тут же пожалел о сказанном.