Преодоление
Шрифт:
Нетерпеливое ожидание сменяется у Сохатого чувством радости, переходящей в восторг, вырастающей в гордость за всех крылатых людей, потому что никому, кроме летчиков, жизнь не дала счастья видеть так широко матушку-Землю в ее разнообразии и неповторимом движении жизни.
"Здравствуй, ушедший день. Хоть не надолго, но мы догнали тебя. Я рад нашей встрече. Она доказательство того, что нам, летчикам, не случайно по-особому исчисляют трудовой стаж".
– Штурман! Что молчишь? Иль ты не видишь чуда? Мы же с тобой нормальные люди, а не дальтоники. Разве можно остаться равнодушным к такому великолепию!
– Командир, не много
– в голосе Лапшина дружеская теплота. Сами же требуете от экипажа лаконичности... Формулирую: еще раз убеждаюсь, что не напрасно живем и на небе расписываемся... Будем работать. Давайте разворот вправо.
– Кто вы, товарищ Лапшин: сухарь, логарифмическая линейка или человек?
– Уточняю, если линейка, то - навигационная. Оба смеются, довольные друг другом и чудесным подарком природы.
– Стрелок-радист Золочевский, как дела ваши?
– Связь, командир, установлена. В кабине и самочувствие - в норме. А небо - красивое.
Самолет идет на север. Под его левым крылом огромный, дрожащий в движении воздуха красный диск солнца. Вращение земли опять начинает "опускать" его в огненную пучину воздушного океана. На светлом экране заката четко прорисовываются молчаливо-бесстрастные черные силуэты горных вершин. Они как бы плывут в расплавленном металле. Их не волнует прощальная феерия света.
Под самолетом простиралось Приморье с его неповторимым изобилием ландшафтов, характерных каждый раз совершенно новыми перспективами. Низкое солнце в любом месте обязательно светит здесь через зубцы гор, которые рассекают его свет своими призмами, раскрашивая лучи во все цвета радуги, отчего небо ранним утром и поздним вечером становится особенно волнующим и притягивающим.
В эти минуты Иван словно прикасается к таинствам огромности, именуемой космосом. Наблюдая величие утреннего пробуждения солнца или его отход ко сну, он на какое-то время будто становится древним язычником, поклоняющимся богу Яриле, признающим безропотно всепобеждающую его силу и надеющимся на великую его милость.
Вдали за изломами хребтов все полыхает небесный пожар, а под самолетом местность уже потонула в остывающей серости воздуха. И Сохатый скорее чувствует, нежели видит висящую в небе линию, отделяющую холод ночной синевы от розоватой теплой дневной голубизны.
...Новый поворот. Курс навстречу ночи, бегущей по земле со сверхзвуковой скоростью. Она вырастает перед самолетом, как стремительно чернеющий тяжелый занавес. И прежде чем оказаться по другую его сторону, Ивану хочется досмотреть симфонию красок заходящего солнца, увидеть успокоение огненных страстей, уловить в них последний аккорд. Однако сделать это теперь не просто. В сгущающихся сумерках машина требует к себе все большего внимания, и он только короткими урывками может оглядываться назад. Пламень заката быстро скатывает там свое радужное покрывало с краев горизонта, а затем превращается в затухающий костер. Через некоторое время - это уже печальная, одинокая свеча, затем скромный спичечный огонек. Еще несколько секунд - и светлая искорка совсем гаснет.
Все! Теперь и для экипажа, находящегося высоко над землей, день унесся в прошлое. Самолет окружила ночь.
Набирая силу, темнота все больше раскрывала перед Сохатым глубину мерцающего звездами неба, позволяла все дальше видеть россыпи огней городов и поселков. И этот обозреваемый простор как бы расширял объем кабин самолета до огромных размеров, порождал
Самолет торопливо отбрасывал назад пространства, оставляя за собой обжитые равнины, и внизу постепенно редели огненные гирлянды и скопления светящихся городов-туманностей. Их все решительнее прореживали черные пустоты невидимых из стратосферы лесов, вытесняли дикие горы, и наконец зрелищно живым осталось только небо.
"Вот он под нами, Сихотэ-Алинь, - царство камня и звонких рек, лесов и тысяч километров звериных троп, страна первозданности и естества, которых не смог еще нарушить двадцатый век. Нет там перенаселенности наших городов и квартир. Нет часов пик, когда люди и автомобили мешают друг другу вовремя попасть в желаемое место. В лесах и горных долинах звери и птицы распределили между собой не только площади обитания, но даже и время. Кто-то спит днем, а кормится ночью. Другие зверушки такие же свои жизненные процедуры выполняют в зеркально противоположное время суток, создавая себе таким образом необходимый комфорт".
...Кругом ночь. Но глубоко в душе Сохатого еще продолжают жить краски праздника света. Они прибавляют ему оптимизма, создают хорошее настроение.
Экипаж работает молча. Тишина позволяет Ивану ощутить себя более или менее свободным и найти время для раздумья. Герметизация кабин оставила за бортом вой двигателей и рев воздушного потока, омывающего холодом прозрачный фонарь. Из всего разнообразия шумов полета ему слышны только ровный, негромкий свист работающих на бешеных оборотах двигателей, слабое шуршание атмосферных помех в наушниках шлемофона да собственное дыхание.
Машина управляется автопилотом. И в зависимости от того, куда перекладываются рули автоматом, с контрольной панели Ивану дружески подмаргивает какая-либо одна из девяти ламп. Дескать, давай, пилот, продолжай свой отдых, помечтай, если хочешь, а мы пока поработаем.
Спокойный полет порождает желание дополнительной деятельности, и Сохатый решает вновь проверить когда-то испытанное им ощущение парения, полного единения с окружающим его простором. Он наклоняется и полностью убирает подсвет приборов, накрывает полетной картой панель автопилота... Сидит в природной темноте и смотрит в небо так, чтобы взгляд скользил выше бортов кабины.
Проходит около минуты, и Ивана Анисимовича все явственнее начинает захватывать состояние полной отрешенности от земли. Постепенно пропадает чувство замкнутости кабины, исчезает остекление фонаря, уплывает вниз сидение, а сам самолет как бы остался позади. Теперь Сохатый наедине с собой и летит на гребне неслышимой и невидимой им эфирной волны, несущей его все дальше и все выше, навстречу далеким звездам.
Высота одиннадцать тысяч метров. Над головой всего четвертая часть земной атмосферы, и есть прекрасная возможность полюбоваться невообразимо далекими, загадочными мирами, которые сейчас не затеняются земной пылью, движением самого воздуха и облаками... Иван нашел оба черпака Медведицы и Полярную звезду. Вспомнив, что альфа Малой Медведицы на своем посту не вечна, он в хвосте Дракона отыскал Турбан, который через несколько тысяч лет вновь завладеет полярным Олимпом. Сохатый с улыбкой подумал, что, оказывается, и звезды "борются" между собой за почетное место... Совсем вверху черный бархат небосвода казался ему изъеденным молью - светилось огромное колесо Млечного Пути.