Препараторы. Зов ястреба
Шрифт:
– Следующий! – сказал Дант, и она пошла вперёд.
На мгновение Унельм представил, что что-то пойдёт не так – она побледнеет, её губы заалеют от крови, всё окажется ошибкой…
Сорта ступила под Арку, помедлила у начала Шествия, как будто прислушивалась к своим ощущениям. Тёмная птица в клетке над её головой качнулась, изогнулась дугой.
Она пошла вперёд, и Унельм услышал, как за его спиной громко и безнадёжно заревел ребёнок – кто-то из многочисленных Сортиных сестёр.
Ульм знал, что в эти мгновения она слышит то же, что ещё недавно слышал
Сорта сделала ещё шаг вперёд, и её руки, словно вздёрнутые за невидимые верёвки, взметнулись вверх, прижались к ушам. Лицо исказилось гримасой боли, губы задрожали.
Значит, прямо сейчас её уши сдавливала та же невидимая сила, чьё действие он успел ощутить на себе.
Сорта шла вперёд – она прошла под вторую Арку.
Вторая птица в костяной клетке дёрнулась и издала отвратительный, пронзительный клёкот широко распахнутым мёртвым клювом.
Ястреб, снова вернувшийся к Аркам, кивнул кропарю.
– Живей. Помоги ей.
Сорта качнулась, и кропарь, двигавшийся с неожиданным для полного человека проворством, протянул руки, чтобы поймать её, когда она начнёт падать. Но Сорта выпрямилась. Её плечи дрожали, будто сверху на них рухнула целая глыба льда. Глаза закатились так, что стали видны сплошные белки – она словно грезила наяву.
– Вытащить её? – кропарь обернулся. Его круглое лицо выглядело взбудораженным, щёки пошли нежно-розовыми пятнами.
Эрик Стром покачал головой. Если при взгляде на Шествие Ульма он выглядел заинтересованным, теперь его разноцветные глаза горели неприличной жадностью.
– Пусть идёт.
Словно откликнувшись на его голос, Сорта сделала ещё шаг вперёд. Её голова запрокинулась, и тонкая струйка крови побежала из левой ноздри.
Птица над ней сходила с ума от возбуждения, вертясь в своей костяной тюрьме, жужжа, как детский волчок.
Сорта прошла под третью Арку, и следующая птица над её головой скрипуче запела, забила сушеными крыльями.
– Третья Арка, – сказал Эрик Стром, удовлетворённо улыбаясь, от чего его испещрённое шрамами лицо жутковато исказилось. – Хенс, если сочтёшь нужным, – вытаскивай её. Но…
Сорта сделала ещё один шаг в сторону четвёртой Арки, и кровь брызнула у неё из носа фонтаном.
Теперь все её сёстры ревели в унисон, и, с трудом обернувшись, Ульм увидел, как, красный от злости и стыда, Матис шикает на них, дёргая по одной за капюшоны, а стоявшая рядом мать Хальсон смотрит прямо перед собой, очень бледная, и что-то безмолвно шепчет. Молитву Душе, Снежной деве или кому-то из её слуг? Унельм не помнил, кому из них должны возносить свои мольбы матери.
Сорта вскрикнула и упала на колени, а потом – на четвереньки. Снег под её лицом окрасился кровью.
– Вытаскивай её! – резко крикнул Эрик Стром кропарю. – Дьяволы… Сейчас!
Кропарь и подбежавший к нему Дант подхватили Сорту под руки, торопясь как можно скорее покинуть Арки, – вероятно, пребывание между третьей и четвёртой и для них было ощутимо.
– Дайте ей воздуха. –
Эрик Стром стоял в паре шагов от общей суеты – ястреб, высматривающий добычу, пока другие делают за него грязную работу. Почему-то Ульм ощутил острый укол неприязни. Уж не завидовал ли он Сорте? Для этого не было никаких оснований. Скорее уж ей стоило бы ему позавидовать – будь она в сознании.
– Где её родители? – Эрик Стром кивнул Матису, подошедшему к толпящимся препараторам. Вид у старшего Хальсона был, как будто он хлебнул прокисшего молока. Раздосадованный – но не испуганный. Отец Унельма потерял сегодня сына, а отец Сорты – работницу.
– С вашей дочерью всё будет хорошо. Сейчас мой человек… – Эрик Стром вдруг осёкся, перевел взгляд на Данта. – Почему мы остановились?
– Извините. – Ульм мысленно возблагодарил Мир за то, что увидел, как кто-то сбивает с Данта спесь.
Он невольно перевёл взгляд на Арки. Было бы статистически невероятно, если кто-то из оставшихся кандидатов в рекруты оказался бы восприимчив к препаратам. Ульм знал, что прошли годы с тех пор, как Ильмор подарил столице двоих рекрутов за один год. Они с Хальсон повторили этот рекорд. Но вероятность того, что в этом году он окажется побит, была ничтожной.
И тем более невероятным было, что Миссе Луми, ступившая под Арки, дрожа, как новорождённый крольчонок в снегу, горько плача, быстро и легко прошла все четыре Арки одну за другой.
Сорта. Прощание
Странно было вернуться домой, зная, что эта ночь под родной крышей – последняя.
Если однажды мне суждено вернуться сюда, как Данту, в составе группы препараторов, и тогда я ни за что не останусь ночевать здесь – никогда.
Девочки плакали навзрыд – тряслись золотистые кудряшки, наливались влагой пуговки синих глаз, краснели носы и щёки. Я обнимала их, целовала, утешала и не могла утешить. Ни обещания чудесных подарков и писем из Химмельборга, ни уверения в том, что сама я просто счастлива туда поехать, не помогали. Мне хотелось пообещать им, что уже скоро они смогут приехать ко мне – но я сдержалась. Ещё одно правило, которое я решила всегда держать при себе: не стоит обещать того, в чём сам не уверен.
Мама не произносила ни слова – только металась по дому подстреленной птицей, то суетливо вытирая остатки муки с кухонного стола, то подкидывая дров в очаг. Её взгляд перебегал от меня к отцу, длинные нервные пальцы сплетались и расплетались, дрожали, тряслись. Я видела, что ей очень хочется подойти ко мне, обнять – но она боится отца.