Препараторы. Зов ястреба

Летт Яна

– С другой стороны, – продолжала Лудела, – разве история с мясом и молоком не менее безумна? Ты никогда не думал, например, что в одном праздничном блюде могут встретиться звери, жившие на скотных дворах в разных городах Кьертании? Ха-ха, а что если наоборот – жили в одном сарае и при жизни терпеть друг друга не могли? Если, конечно, звери умеют терпеть не мочь друг друга… Так вот, сердце одного – в желудке у другого. Фу… А молоко для соуса, например…

Унельм перестал слушать. В такие моменты он начинал думать о своём – или любовался её плечами и хитрым блеском глаз. Она не нравилась

ему так, как нравилась Хельна, но её кокетливый хохот в ответ на любые шутки наводил на мысли о том, что он слишком рано решил, что его молодая жизнь со всеми своими радостями с переездом в Химмельборг закончится.

Ловкие лапы васок подняли их на самый верх, и Ульм забыл о Хельне, Луделе, радостях жизни – да что уж там, о самой жизни. Или, может быть, наоборот – жизни стало слишком много, чтобы думать о себе в ней.

Небо здесь было таким прозрачным и ярким, необъятным, широким, безграничным – нигде до сих пор оно не казалось Унельму настолько свободным. Он стоял на самой высокой точке в городе – а Стужи не видел. Можно было представить, что её просто не существует – а значит, можно идти и ехать, куда хочется.

Здесь, в порту, все спешили – не только люди в форме со сверкающими знаками отличия в виде крылышек, в фуражках, среди которых попадались и мужчины, и женщины – Лудела сказала, что это пилоты и экипаж парителей – и пассажиры, все богато одетые, с обязательными носильщиками, волокущими за ними мешки, свёртки и чемоданы, но и праздно гуляющие. Их здесь явно было куда больше, чем готовящихся к путешествию, но общая суета, предвкушение, разлитое в воздухе, захватывало всех.

Гулящие суетились, чтобы быстрее попасть на одну из смотровых площадок – их тут было видимо-невидимо, разных размеров и на разной высоте. На некоторых теснились целые группы – Унельм краем уха уловил незнакомую речь – видимо, это были приезжие, самые настоящие иностранцы, которым показывали город. Подобравшись ближе, Ульм увидел, что у всех этих людей рыжие волосы – такого яркого цвета он ни у кого прежде не видел – и глаза зелёные, как у кошек. Может быть, они прибыли в Кьертанию из Авденалии или Кориталии, но наверняка он не был уверен.

На паре больших площадок стояли столики и стулья, сновали подавальщики с подносами и бутылками под мышкой. Здесь можно было поесть и выпить, созерцая город у своих ног – Ульм даже не стал заглядывать в цены, написанные на табличке у входа, чтобы не расстраиваться.

Дети всех возрастов носились туда-сюда с радостными воплями – Ульм следил за ними с замиранием сердца, несмотря на то, что платформа была окружена бронзовым ограждением, и тут и там стояли служители в форме.

На площадках поменьше сплетались в объятьях парочки. Девушки взвизгивали от ужаса – притворного или настоящего – и закрывали лица руками, а юноши со спокойствием – притворным или настоящим – показывали на знакомые здания.

Лудела потянула Ульма в сторону одной из таких площадочек, но ему гораздо больше хотелось пойти туда, где люди в форме проверяли документы у высоких высот, за которыми стояли парители. Полюбоваться на них и счастливцев, которым предстояло совершить путешествие, можно было через прутья решёток, и Унельму с Луделой пришлось поработать локтями, чтобы занять

хорошее место.

– А ты бывала в других странах? – спросил Ульм Луделу, пока они пробирались к воротам. Он был уверен, что подобные путешествия доступны всем, живущим в столице, но, судя по заливистому смеху спутницы, попал впросак.

– А то как же. Мои старики каждые выходные летают – то в Рамаш, то в эту, как её, Авдералию.

– Авденалию, – машинально поправил Ульм, и она закатила глаза:

– Не всё ли равно? Такие поездки только богатеи себе позволяют. Это же кучу денег стоит – и к тому же нужно разрешение получить.

– Так же, как с поездами? – спросил он, стремясь исправить промах.

– Ну да. Думаешь, если для перемещений внутри страны нужны разрешения, то из одной в другую вот так просто любого выпустят? Ну да, конечно, держи карман шире.

Мимо них прошли двое в тёмно-коричневой форме с крылышками – высокий мужчина и стройная миловидная девушка. Оба не глядели на зевак, хотя не могли не замечать всеобщие взгляды.

У ворот они по очереди показали документы служителю, и их пропустили внутрь.

– Вот они-то летят, куда пожелают. – Лудела ткнула пальцем паре вслед. – Видишь нашивку? Они паритеры.

Ульм вздрогнул, но ничего не сказал.

Отсюда можно было увидеть даже, как парители, взяв разбег, отрываются от края платформы и летят высоко в небо. Ульму и Луделе повезло – такое случалось несколько раз в день, и они попали в порт в нужное время.

Замолчав, они наблюдали, как команда и пассажиры зашли в паритель по специальной приставной лесенке. Сам паритель, сделанный наверняка из материалов, похожих на те, из которых создавались поезда, был покрыт сверху чем-то белым – и корпус, и крылья, собранные наверняка с использованием частей ормов и элемеров. Унельму стало интересно: объяснялось это необходимостью, или механикеры, создававшие парители, специально прятали «начинку», чтобы не делиться с иными странами секретами? Конечно, без доступа к Стуже от таких секретов толку чуть, но кто его знает.

Глаза валов, окна парителя, моргали – видимо, шла проверка систем.

– Теперь он поедет вон туда, – Лудела ткнула пальцем на дорожки, ведущие прямиком к ничем не огороженному краю платформы. – Вон оттуда они летят!

Ульм, затаив дыхание, смотрел, как широко открываются глаза вала на парителе, как он разгоняется огромными лапами – разглядеть бы, из чего они сделаны, но слишком далеко – как мчится вперёд всё быстрее и быстрее. Толпа разом ахнула от страха и восторга, когда паритель, не замедляя бег, а наоборот, наращивая скорость, рванулся вперёд – в пропасть.

Когда паритель оторвался от края платформы, Ульм замер с бешено бьющимся сердцем – на мгновение он был уверен в том, что машина сорвётся и, крутясь вокруг своей оси, понесётся вниз, белая, беззащитная, как весенний цветок… Но этого не случилось; Ульм моргнул – и вот паритель уже летел вверх, поджав ноги и расправив широкие белые крылья, прочь от города, оставляя за собой длинный серебристый след. Это было так невероятно, что казалось ненастоящим, игрушечным – будто при желании можно было ухватиться за этот след и притянуть паритель со всеми людьми в нём обратно.