Прерафаэлиты. Революция в викторианском искусстве
Шрифт:
Другое значительное произведение из библейского цикла Поленова «Среди учителей» ближе всего полотну «Родители находят юного Иисуса в храме». Картина Ханта также исполнена под впечатлением от первой поездки в Иерусалим в 1854–1856 годах, на основе натурных зарисовок.
В последней четверти XIX века прогрессивные художники и критики в России, ратовавшие за обновление искусства и поиск национальной идеи в историческом прошлом, обратили особое внимание на живопись прерафаэлитов. Их привлекало новое прочтение искусства средневековья, а также смелость британцев, не боявшихся конкурировать с традициями академизма. На рубеже столетий искусство прерафаэлитов стало предметом пристального изучения и анализа: за короткий период исследовательские
В 1895 году в эссе «Новые течения в английском искусстве. Прерафаэлитское “Братство”» русский литературный критик и переводчик Зинаида Венгерова увидела значение прерафаэлитов в том, что они «дали могущественный импульс художественному творчеству, не ограничив его определенными формулами и принципами, а привив лишь сознанию художника любовь к природе и искренность идейного замысла».
Однако творчество членов Братства прерафаэлитов было известно широкой публике лишь по репродукциям. Авторы статей могли видеть их произведения только во Франции – на всемирные выставки в Париже время от времени просачивались поздние работы представителей круга Россетти и отдельных художников, некогда принадлежавших к Братству. Учитывая, что сам Россетти сотрудничал исключительно с частными заказчиками и намеренно избегал всех официальных выставочных мероприятий, можно понять, что интерес к методам британских художников носил в России прежде всего теоретический характер, а оригиналы их картин видели единицы.
Не случайно многие исследователи упоминают запись в дневнике художника Василия Переплетчикова, сделанную в том же году: «Вчера архитектор Дурново прочел доклад о дорафаэлистах, собственно о Россетти. Нас эта тема очень интересует, но, к сожалению, ни Бёрн-Джонса, ни Россетти никто из нас не видел и потому судить о них едва ли можно». Тем более удивительным представляется тот факт, что в России сумели верно понять роль прерафаэлитов, увидеть в их творчестве связь между романтизмом и символизмом и оценить их значение в процессе формирования искусства модерна.
Безусловно, развитие русской живописи последней четверти XIX века шло своим путем. Художники, обратившиеся к возрождению средневековья (в первую очередь византийских традиций), такие как Михаил Врубель и Михаил Нестеров, вряд ли руководствовались достижениями своих британских коллег. Тем не менее наиболее близкими стилистике прерафаэлитов оказались монументальные росписи, созданные этими мастерами на рубеже столетий. Известно, что члены Братства пытались воспроизвести технику фресковой живописи в станковой картине, стремясь сохранить тонкую фактуру и звучность красок. Русские художники не занимались подобными экспериментами, но имели возможность работать над настоящими фресковыми ансамблями.
Михаил Нестеров. Росписи храма Святого Александра Невского в Абастумани (Грузия). 1898–1904
Эдвард Бёрн-Джонс. Витраж в церкви Святого Павла деревни Мортона. 1901
Подобно прерафаэлитам Нестеров и Врубель стали предтечами эпохи модерна. Интерес к искусству средневековья, склонность к мистицизму и метафоричность образов соединяются в творчестве этих художников с тщательным изучением натуры. Их методы и художественное видение оказались созвучны искусству Эдварда Бёрн-Джонса, которого, несмотря на стилистическую и временную близость модерну, британские исследователи не относят к представителям ар-нуво, считая его поздним продолжателем традиций прерафаэлитизма.
Наиболее близкими стилистике прерафаэлитов оказались росписи храма Святого Александра Невского в Абастумани в Грузии, исполненные Михаилом Нестеровым в 1898–1904 годах.
Заказчик, смертельно больной цесаревич Георгий, одобрил эскизы Нестерова и выразил пожелание, чтобы художник познакомился с образцами средневековых росписей в знаменитых храмах Кавказа. Нестеров посетил Гелатский и Сафарский монастыри, храм в Мцхете и Сионский собор в Тифлисе, чтобы затем воспроизвести эффект нежного сияния красок в своих росписях. Работая над монументальными росписями, Нестеров пользовался методами станковой живописи, привнеся индивидуальные характеристики образов, реалистичный пейзаж и т. д. Сюжеты фресок Абастуманского храма тяготеют к «литературности», что опять же, вынуждает нас вспомнить произведения Россетти, Бёрн-Джонса и Морриса.
Преклонившие колена, склонившиеся перед святыней мужчины и женщины, праведники и грешники, ангелы, которые их окружают, глядя прямо в душу – излюбленный сюжет прерафаэлитов. Светлые, чистые цвета, четкая композиция, линеарность рисунка и не отвлекающий от переднего плана, неглубокий фон – вот лишь некоторые сходные черты между росписями Нестерова и произведениями прерафаэлитов. Особенно велико сходство с теми витражами, которые выпускала фирма «Моррис и K°» для английских церквей: яркие силуэты на фоне светлого фона, герои в ореоле света, ясность во всем, от замысла до палитры.
Одним из первых на этот факт обратил внимание богослов и литературовед Сергей Дурылин, который, работая над книгой о Нестерове, использовал документальные материалы и записи бесед с художником. «В Абастуманском храме… Нестеров стоит дальше, чем во Владимирском соборе, от древнерусского искусства фрески и иконы и гораздо ближе к исканиям английских прерафаэлитов, Пювис де Шаванна и немецких неоидеалистов».
Другой известный живописец, Виктор Васнецов писал свои «сказочные» картины схоже с манерой прерафаэлитов: здесь и светлые, яркие краски, и подчеркнутая продуманность композиции, и знаковость, и линеарность, и повествовательность. Одну из картин Васнецов назвал «Спящая царевна». Хотя существуют две разные сказки: о спящей красавице и мертвой царевне, но здесь они сошлись воедино и совпали сюжетом с известной серией картин Эдварда Бёрн-Джонса. Царевна и принцесса почти в одинаковой позе спят на неудобных жестких ложах, окруженные заснувшими слугами, в заброшенных, заросших травами и цветами залах, где когда-то звучали музыка и смех.
Эдвард Бёрн-Джонс. Спящая принцесса. 1870–1890
Притом, при сравнении обоих произведений становится ясно, сколь велико различие русской и британской школ. И даже если сюжет и многое в стиле, композиционном, пластическом решении и идейном подходе совпадают, произведения получаются настолько разными, как если бы ничего в них не совпадало. Так искусство показывает неисчерпаемое разнообразие своих возможностей.
Влияние поэтического наследия Россетти и его единомышленников на русских литераторов оказалось намного более очевидным и глубоким. Ключевую роль прерафаэлитов в отечественной поэзии символизма признавали Владимир Соловьев, Валерий Брюсов, Вячеслав Иванов, Андрей Белый. Работая над поэтическим циклом «Стихи о прекрасной даме» Александр Блок серьезно интересовался и раннеренессансной живописью, и произведениями английских прерафаэлитов. В 1910 году Николай Гумилев закончил работу над циклом «Беатриче», который открывает сонет, посвященный Данте Габриэле Россетти.