Прерванный полет «Боинга-737»
Шрифт:
— Ладно, выпью, — кивнул Комаровский и не дыша стал мелко глотать молоко.
— Вот и умница. — Жена ласково провела ладонью по его волосатой спине, задержавшись на затылке с беззащитной, как у мальчишки, ложбинкой. — Ведь вкусно, правда?
— Отвратительно.
— Это поначалу. Скоро привыкнешь.
Ничего не сказав в ответ, Комаровский через силу выцедил из стакана молочные остатки и теперь, поднимаясь в кабинет Каминского, был благодарен жене за заботу. Шестое чувство подсказывало ему, что сегодня не выдастся ни одной свободной
У двери он остановился, одернул добротный пиджак с длинноватыми рукавами и вошел в приемную.
— Ждет, — сообщил секретарь. — Прошу.
Просторный кабинет, в который он вошел, был освещен ярко, как хирургическая операционная. Широкие окна, выходящие на Старую площадь, скрывались за тяжелыми зелеными шторами, но, судя по сквозняку, были приоткрыты. Поверх паркетного пола лежал красный ковер с простой геометрической окантовкой. В торце кабинета высился массивный письменный стол на львиных лапах, за которым восседал Каминский.
Увидев Комаровского, он встал, сделал несколько шагов навстречу и протянул руку для приветствия.
— Наконец-то, — сказал он, поздоровавшись. — У нас аврал, Валентин Сергеевич. Президент приказал подключить вас и наделить всеми полномочиями. Сам он сейчас находится на пути в Пекин, но нам с вами дал карт-бланш.
— Свобода действий — это прекрасно, Сергей Дмитриевич, но лично я предпочитаю выполнять четкие и недвусмысленные приказы. Я, знаете ли, старый служака.
Это было произнесено с такой простотой и вместе с тем с таким достоинством, что заместитель главы Администрации президента не сумел удержаться от улыбки.
— Приказы будут, в этом можете не сомневаться, — заверил он ершистого генерала. — Но и наша с вами инициатива не наказуема, а только приветствуется. А теперь к делу, Валентин Сергеевич?
— К делу, Сергей Дмитриевич.
— Тогда присаживайтесь, прошу вас.
Вопреки обыкновению заместитель главы Администрации решил провести беседу в неформальной обстановке, а потому предложил гостю расположиться в удобном кресле в углу кабинета. Сам он занял точно такое же кресло, отделенное от Комаровского журнальным столиком. Прежде чем заговорить, Каминский закинул ногу на ногу и отдернул брючину, чтобы она наполовину прикрыла элегантный бежевый носок. Этот человек всегда отличался несколько старомодными, но безупречными манерами.
— Итак, — произнес он, — недавно я имел разговор с неким муллой Джамхадом, заявившим, что он представляет Талибан. Досье на него я вам приготовил, потом ознакомитесь.
— У меня есть, — кивнул Комаровский. — Знаю этого типа. Жесток, коварен, властолюбив. Занимает в организации третью или четвертую по важности позицию, но метит в лидеры. Чтобы добиться этого, способен на все. Пройдет по трупам соратников и не поморщится. Ну а уж о чужаках и говорить нечего. Мы с вами для него неверные, значит, вообще не люди. С такими убеждениями мулла Джамхад полсвета уничтожит без всякого сожаления. Крайне опасная личность. Законченный мерзавец.
— Исчерпывающая характеристика, Валентин Сергеевич. Вот за что я люблю иметь дело с военными, умеют быть лаконичными. — Каминский доверительно наклонился к генералу: — Джамхад утверждает, что у него находится угнанный «Боинг» с семьюдесятью двумя пассажирами. В том же самолете находятся члены экипажа. Подозреваю, что некоторые из них убиты. Талибы редко обходятся без кровопролития.
— Да, пощады к иноверцам они не ведают. Фанатики, что с них возьмешь. Темный народ. — Комаровский поерзал в кресле, выбирая удобное положение. — И много они наших захватили?
— Ни одного гражданина России на борту «Боинга» не было.
— Тогда почему весь этот сыр-бор? — Задав этот вопрос, Комаровский смутился. Получалось, что на граждан других стран ему наплевать. — Я хочу сказать, — поправился он, — почему Джамхад обратился к вам, а не в ООН или Европарламент? Чего он от нас хочет? Мы-то ему зачем?
— Должен признаться, меня требования тоже несколько удивили.
— Вот как?
— Да, Валентин Сергеевич. В девяностые годы талибы воевали на стороне чеченских сепаратистов…
— Да помню я, помню. — Комаровский сверкнул глазами. — Отпетые головорезы. Мразь. Никого не щадили — ни своих братьев-мусульман, ни православных. Но, хочу отдать им должное, вели себя отважно. Я бы даже сказал, отчаянно. Накурятся своего зелья — и море им по колено, бегут напролом, орут: «Аллах акбар». Помню, под Гудермесом один такой отряд во главе с… Гм, простите. Увлекся.
— Так вот, — продолжил Каминский, терпеливо переждавший генеральскую тираду, — Джамхад требует выдать им талибов, которые по сей день находятся на территории России. Не на воле, естественно, в местах не столь отдаленных, как говорится. Кто в Сибири, кто на Севере, кто в Поволжье.
— Вон оно что! И скольких своих они хотят заполучить обратно?
— Десятерых. Всего десятерых.
— Что-то очень уж скромные запросы у этих талибов, — хмыкнул Комаровский.
— В том-то и все дело. — Каминский понизил голос, хотя подслушать их не могла ни одна живая душа, разве что призраки, якобы водившиеся в таинственном здании на Старой площади. — Завтра… Точнее, сегодня в два часа дня я должен позвонить Джамхаду и сообщить, что заключенные талибы доставлены в Москву. Кстати говоря, их уже этапируют.
— Всех десятерых? — уточнил Комаровский.
— Нет, один скончался от туберкулеза четыре года назад. Итого остается девять, включая инвалида.
— Искалечили в местах лишения свободы?
— Никто его не калечил. Подался в бега, отморозил ноги. Левую ампутировали, правую сожрала гангрена. В общем, не жилец. Говорящий обрубок. На ладан дышит. Больше года не протянет, как утверждают медики.
— Об этом Джамхаду сообщать заранее не стоит, — заметил генерал.
— Я тоже так думаю.