Прерыватель. Все части
Шрифт:
Вглядываясь в руки мужчины, я заметил на его левом запястье странного вида часы. Рукав был высоко задран – человек перед тем, как себя убить, явно этими часами интересовался. Зачем?
Я сел на корточки и присмотрелся. Странные какие-то часы. На циферблате, разделённом на красную и синюю половинки, имелась всего одна стрелка, застывшая на десяти часах. Это если бы были хоть какие-нибудь внятные обозначения, как на всех нормальных часах. На этом странном приборе на произвольном расстоянии друг от друга значились только квадратные иероглифы, похожие на японские. Их было пять: три на синей половинке, и два на красной.
Ничего непонятно.
Я выпрямился, сдвинул
Потом осмотрел стол и окошко над ним. Справа от стола имелась кнопочная панель – девять цифр от нуля до девяти и буква «в». Под ним небольшое табло непонятного назначения.
Перчаток у меня не было, поэтому я старался ни до чего не дотрагиваться.
Очень много вопросов толкалось у меня в голове. И прежде всего надо выяснить, что это за помещение и что хотел от Веры или Марины этот мужик.
Марина с Верой встретили меня с такими же выражениями лиц, с какими и провожали в подвал.
– Ну что? – первой не удержалась Марина.
– Это я у вас хотел бы спросить что, – стараясь придать голосу уверенности, сказал я.
Женщины переглянулись.
– Ерунда какая-то, – начала Марина. – Я, как обычно, пришла с утра убираться. Да и с крыши ещё натекло со вчера, надо было подтереть остатки. Машу, значит, я шваброй, и заходит этот, – Марина коротко махнула рукой в сторону подвала.
– Да-да, – закивала в подтверждение сказанному Вера.
– Порыскал вокруг глазами. Видит, что никого, кроме нас с Веркой, нету, и дверь давай закрывать. Я говорю, мужчина, дверь оставьте в покое, жара на улице, дышать нечем. А он как зыркнет. Прямо зверюга, а не человек. Я-то баба не робкого десятка, но и то струхнула.
– Да-да, – снова пролепетала Вера.
– Да что да-да? – нахмурилась Марина. – Ты и не видела, как он входил-то.
– Так, девушки, – перебил я. – Давайте, пожалуйста, ближе к сути. Это не литературный конкурс. Какая разница как он на кого зыркнул. Потом что было? Как в подвале-то он оказался? И что, вообще, это за помещение?
– Короче, – продолжила Марина, – посмотрел на меня и как крикнет: «Где тут у вас начальник? Жаловаться на вас буду!» Верка только тогда и выбежала в зал-то. А мужик этот пистолет достал и говорит: «В де… в дезо…» Блин. Вер! Чо он там говорил-то?
– В депозитарий хотел попасть, – пришла на выручку Вера.
– А что за депозитарий? Подробнее можно?
– Да я и сама-то первый раз эту дверь открывала. Знала, что в подвале этом был когда-то депозитарий. Это ещё для рабочих из карьера соорудили, чтобы они ценности и документы свои там хранили.
Сердце у меня заныло, когда прозвучали слова о карьере. Возможно, это могло быть тем самым недостающим звеном в деле, ради которого я и перевёлся из города в Подковы.
– Странная, конечно, затея для тех времён, – продолжила Вера. – В нашей деревне, на какой-то задрипозной почте – и вдруг депозитарий. Стены бетонные в полтора метра толщиной и полная автоматика со своим собственным генератором. Тогда и в столице-то таких чудес не имелось. Но это по слухам всё. Точно я не знаю, как работал этот депозитарий. А вот мужик хорошо знал. Орал: «Ключ от подвала тащи». Когда открыли, тычет пистолетом в бочину, дескать, спускайтесь. А там темнотища. Но он и выключатель быстро нашёл. Свет включил. Подошёл к столу. Там справа кнопка. Нажал. И за стеной что-то как загудит да заскрипит. У него ещё бутылка с бензином в другой руке была. Дальше не знаю что было. Испугалась я до усрачки и спряталась за Маринку. Даже глаза зажмурила и с жизнью стала прощаться.
Я ожидающе посмотрел на Марину.
– А дальше, – затараторила она, – из окошка выдвинулся железный ящик. Он ключом его открыл, крышку откинул и достал оттуда часы.
– Часы? Те, что у него на руке?
– Наверно. Странные такие. С разноцветным этим… Как его? Табло?
– Циферблатом, – подсказал я.
– Ага. На руку надел. Нажал на эту, которой заводят – и стекло на часах откинулось. Чик. Он вставил туда… – она на секунду замялась, – что-то вставил, я толком не рассмотрела. Снова нажал на заводилку и потом просто сел около стены на пол. Платок носовой достал из кармана, сунул в бутылку с бензином, подождал, пока ткань пропитается, и поджёг. Посмотрел на нас, но уже не по-зверски, а как-то даже с жалостью, будто мы убогие, а он господь бог. «А теперь, – говорит, – валите отсюда». Мы и бегом наверх. Только через порог успели переступить, как там внизу полыхнуло. Потом раздался выстрел. Мы подождали ещё секунд тридцать. Потом я огнетушитель со стены схватила и побежала гасить огонь. Только когда потушила и увидела всю эту картину, ужас-то на меня и навалился. Заревела я. И Верка следом за мной. А дальше народ собираться начал, увидев, что из почты дым повалил. А дальше ты и сам видел. Вот.
– А разве ключи от ячеек, – обратился я к Вере, – не у вас хранятся?
– У меня в сейфе у кассы, – сказала она, – есть коробка под стеклом. Там сто тридцать пять ключей. Сама считала. Одного не хватало, потому что должно быть сто тридцать шесть. Но я никогда не знала, для чего они там хранятся и чего открывают. Когда пришла на почту, мне директор сказал, чтобы я их не трогала. Я и не трогала никогда. Теперь понятно, откуда эти ключи.
В принципе, из объяснений Марины и из дополнений, сделанных Верой, ситуация складывалась вполне ясная, хотя здравого смысла в ней не особо прибавилось. Старый, забытый всеми депозитарий, в котором хранились какие-то японские часы, понадобившиеся позарез незнакомому мужику. Ну хорошо. Нашёл он то, ради чего пришёл. Но пулю себе в висок зачем? И зачем поджигать подвал? Но, по крайней мере, было за что зацепиться. Труп на месте, улики нетронуты. Свидетель имеется. Нужно опечатывать почту и срочно звонить в Перволучинск. Во всём этом должен разбираться не я, а следователь с криминалистом. Только почему Марина ничего не сказала про палец?
Я ещё раз посмотрел на неё. Заметив в моём взгляде лёгкое недоверие, она опустила глаза. Точно не договаривает мне что-то, решил я. Ну ладно. Поговорим позже. Сейчас главное – перекрыть все доступы к почте.
4
С окончательно пришедшей в себя Верой я обошёл по периметру здание почты и проверил все возможные пути проникновения внутрь. Имелся один чёрный ход сзади, на двери которого висел старый, успевший заржаветь замок, и боковой спуск в подвал с коммуникациями, прилепленный в виде покатой пристройки и запертый, судя по всему, изнутри, потому как снаружи я не нашёл никаких возможностей открыть обитую тонким железом дверь.
– А сюда как заходят? – спросил я.
– Есть служебный вход изнутри кассы. Это для слесарей. Оттуда и проход на крышу. Но сама я там не была.
– Нигде-то ты не была и никуда-то не заходила, – с досадой промолвил я. – Не любопытная ты, Вера.
– А по что я буду тут лазать? У меня работа на кассе. Письма, телеграммы, денежные переводы, междугородные переговоры. Не до любопытства. Иногда бывает затишье, вот как сегодня. А обычно народ всё идёт и идёт с утра и до вечера. Подумать можно, что у нас жителей не полтора человека.