Преследуемая Земля
Шрифт:
Базовый уровень ИИМ не был ни зданием, ни частью здания, а просто полостью ста пятидесяти метров шириной и трехсот длиной, забитая лабораториями, офисами и служебными помещениями.
Потолок представлял собой не совсем уместную здесь имитацию ярко-голубого неба, по которому ползли пухлые белые тучки. Комбинация проекционных картинок и экранов создавала иллюзию движения тучек по небу. Ослепительный желто-белый диск, тоже подвижный, изображал Солнце. Сейчас он висел над восточной частью полости и был красноватым. Самое странное, что это обманное небо и впрямь действовало на нервы успокаивающе, в точном соответствии с замыслом проектировщиков.
Проходил день, и дневное небо сменялось ночным, со звездами, планетами и Луной, именно таким, каким оно было над Нью-Йорком, когда с Землей еще ничего не случилось. Люди как-то забывали, что звезд-то в Нью-Йорке никто не видел уже несколько столетий. Звезды там заменяли назойливые огни рекламы.
При помощи современных технологий удалось добиться полной иллюзии бесконечной удаленности небосвода от наблюдателя. Жанну, впрочем, обмануть этим великолепием было уже невозможно. Она не любила закрытых помещений. Может быть, именно поэтому она ненавидела харонцев столь искренне и глубоко – харонцев, запихнувших ее родную планету в мешок газопылевых облаков Мультисистемы. Жанна бывала в Кембридже и своими глазами видела древние четырехугольные дворики тамошних колледжей. Ее поразило, как они похожи друг на друга – с одинаково расположенными библиотекой, студенческими кельями, обеденным залом. Все колледжи строились по одному и тому же проекту. Ее восхитил дух столетних традиций, явственно витающий в древних стенах. Мир привычно сходил с ума, менялся по мановению, палочки таинственного дирижера, но Кембриджу не было дела до его ребяческой непоседливости. Все здесь дышало солидным спокойствием и размеренностью. Жанна буквально влюбилась в Кембридж, до потери сил бродила по истертым булыжным мостовым. ИИМ своей планировкой повторял древнюю планировку Кембриджа, и Жанну всегда удивляло это вечное возвращение на круги своя. И если проектировщики ИИМа тем самым действительно признали преимущество древних традиций, а не просто захотели соригинальничать, то это было прекрасно. Тогда Жанна мысленно им аплодировала.
Она слышала, что ИИМ называют «подколпачной лужайкой», и это было недалеко от истины.
Ряд построек протянулись от увитого плющом кирпичного здания Центра компьютерного моделирования до грибообразного Главного рабочего корпуса. Жанна словно наяву увидела Синюю Гусеницу из кэрролловской «Алисы», сидящую на крыше ГРК и медленно курящую свой кальян. Самое место.
Вокруг зданий зеленели лужайки. Был даже настоящий пруд, по которому деловито плавали гуси. У дальнего берега, в тени деревьев застыли силуэты двух больших лебедей.
Вздохнув, Жанна побежала вниз по лестнице к Главному рабочему корпусу.
Нереальность декораций вдруг стала почти осязаемой. Искусственно имитируемый запах свежего воздуха, искусственный свежий ветерок, создаваемый сетью управляемых компьютером компрессоров, искусственная лужайка, всегда выглядевшая по-весеннему нарядной, – все было ненастоящее и напоминало необычайно яркий сон при лихорадке.
Иногда самые стоящие предметы начинают казаться подделками. Вот и сейчас писк гусят, барахтавшихся в воде, ощущение неудобства в желудке после путешествия на подъемнике, даже отдаленное эхо чужих разговоров казались частью какого-то грандиозного обмана, смысл которого Жанне был непонятен. Зачем натужно бодриться и малодушно отворачиваться от правды?
«Все прекрасно, – говорил Институт каждому посетителю. – Здесь вы в полной безопасности, и все обстоит именно так, как должно обстоять».
Все действительно прекрасно – за исключением того, что Земля похищена врагами, и уже ничто не обстоит так, как должно обстоять.
Хмурясь этим мыслям, Жанна вошла в здание ГРК. «Если мы, подобно страусам, будем прятать голову в песок, то грош нам цена, – думала она, поднимаясь на эскалаторе. – О какой надежде на спасение может идти речь, раз мы успокаиваем себя красивыми видами потерянного неба, раз не хотим глядеть врагу в лицо, раз…» Но она уже приехала.
Десятью минутами позже, согретая ароматным горячим чаем, Жанна вновь ожила. Утренняя вера в свои силы не покинула ее, мозг только ждал приказа, чтобы ринуться в бой, исходные вопросы были сформулированы.
«Итак, – вернулась она к самому началу, – предположим, что часы „Святого Антония“ были исправны…»
– Привет, Жанна. Доброе утро! – раздалось у нее за спиной.
Проклятие, почему он не постучал? Она сдержала ругательство, готовое сорваться с губ, и раздраженно грохнула чайным стаканом по столу. Нет, он неисправим. Она когда-нибудь соберется с духом и переставит здесь всю мебель так, чтобы сидеть всегда лицом к двери, а еще лучше, вообще забаррикадируется. Жанну совершенно не беспокоило, что тогда и без того тесная комнатка станет еще теснее: зато появится собственное место, а с ним и возможность не отвлекаться на непрошеных гостей.
– Привет, Уолли, – ответила Жанна, так и не повернувшись лицом к вошедшему. Она изо всех сил пыталась успокоиться, с остервенением вытирая расплесканный чай. Вот бы выгнать наглеца пинком под зад! Но с Уолли так обращаться нельзя, бедняга обидится на всю жизнь. И какой идиот придумал этот гуманизм!
Швырнув стакан в ведро, Жанна резко крутанулась в кресле и оказалась с Уолли лицом к лицу. Теперь она была сама вежливость, но какая! От такой вежливости запросто можно превратиться в сосульку.
Уолли Стурджис неуверенно переминался в дверях. Одному. Богу известно, как он умудрялся казаться застенчивым и робким, не напрягая ни одного мускула, у Уолли это всегда получалось.
– Привет, Жанна. Что прив-в-в-ело тебя, э-э-э… сюда… э-э-э… в столь ранний час? – спросил он, скромно опустив глаза долу.
Уолли, 43-летний кандидат, был приглашен в Институт исследований Мультисистемы на работу по контракту из Лаборатории математического моделирования Колумбийского университета. Он воплощал собой образ «вечного студента», человека, жившего какой-то собственной внутренней жизнью и абсолютно не обеспокоенного своей фатальной отстраненностью от всего на свете.
Жанна изобразила ядовитую любезность:
– Да вот пришло на ум несколько идеек, которые мне хотелось бы обмозговать до того, как сюда нагрянет гогочущая толпа. Мне нужно немного тишины и одиночества.
Слабая надежда на то, что он поймет намек, исчахла, едва родившись. Прогугукав нечто неопределенное, Стурджис энергично кивнул и, стараясь держаться как можно дальше от Жанны, направился к свободному столу. Словно не замечая ее людоедски-ласкового взгляда, он плюхнулся в кресло, сложил на коленях руки и, отыскав глазами пятнышко на полу, принялся внимательно его изучать. Последовала долгая пауза.
– Мне это хорошо известно, – наконец сказал он. – Когда никого вокруг нет, можно горы свернуть. Я просто ненавижу, когда вокруг толкутся… М-да. Ага.
Внезапно он весь озарился улыбкой и решился посмотреть собеседнице в глаза. Выражение ее лица, кажется, не на шутку его встревожило. Жанне пришлось выдавливать из себя улыбку, но получившаяся гримаса повергла Уолли в еще больший страх. Смекнув наконец, что ему лучше исчезнуть, Уолли попытался сделать это не вылезая из кресла. Нет, это немыслимо! Она же еще и должна беспокоиться о его самочувствии. Кто, кроме Уолли, способен заявиться, помешать работе и при этом поведать, как сам не любит, когда ему мешают…