Преследуемая Земля
Шрифт:
Нет, помощь никак не может прийти вовремя, и в глубине души Огайо даже не-будет обвинять засевших на Земле обывателей, если они саданут в ОбнаПур ядерной боеголовкой. ОбнаПур все равно погибнет. Зачем портить при этом часть Южной Африки? Выбор между Йоханнесбургом и ОбнаПуром будет сделан незамедлительно, и в коллективную задницу пурпуристов полетит двадцать килотонн смерти. Разумеется, как Большой Пустозвон Огайо будет обязан осудить Землю за подлое преступление, но сделать это придется без внутреннего чувства правоты и заранее, потому что потом возможности уже не представится. Впрочем, есть еще надежда, что Оглушитель вытянет их из этой передряги.
– Итак, Оглушитель, поговори со мной, – начал Огайо. – Хватит нам пороху для нашей телеги?
Они могли говорить нормальным языком, но бывшему Фрэнку Барлоу нужно было освоить жаргон пурпуристов. Одной из главных заповедей философии пурпуризма было утверждение Шалтая-Болтая о том, что хозяином является не слово, а говорящий [8] . Оглушитель владел жаргоном плохо даже для временного служащего, работающего по контракту. Мешал чересчур логический ум или еще что-то.
8
см. «Алиса в Зазеркалье», гл.4
Огайо видел, как, прежде чем ответить, Оглушитель шевелит губами, подбирая слова.
– Нет как нет, Боссмейстер. Только порох отсырел, в землю врезался пострел.
«Недурно, – подумал Огайо. – Для жаргона пурпуристов вполне ничего, может, разве что слишком понятно».
– Значит, мы жмурики, шурики и мурики? – спросил Огайо.
Оглушитель снова задумался.
– Держи хвост морковкой, а ноги в тепле. Мы пойдем другим путем. С нашим порохом мы заляжем на брюхе и останемся на орбите внутри Большого кольца.
– Внутри? Мы даже не знаем, что за черт сидит в центре Кольца.
– Ох, Боссмейстер, пусть сидит, что с того, масса есть у него, будь спок. Хотя мы эту массу и не видим. Гм-м… каждые 128 секунд оттуда вылетают беловато-синие вспышки, как отрыжки. И какие-то большие неизвестные штуки-дрюки, большие странные штуки, размером почти с космический дом, появляются на близкой-близкой орбите от срединной пыхалки. Они движутся страшножутко-стремительно. И после каждой синей вспышки вокруг пыхалки становится на одну большую штуку-дрюку меньше.
– Что, что? К черту все это, Фрэнк, переходи на нормальный язык. А то у меня сейчас разболится голова.
Оглушитель (Фрэнк) вздохнул с облегчением.
– Спасибо, Уолтер, у меня уже давно голова болит. Я пытался сказать, что в середине определенно что-то есть.
– Какова масса?
– Ну, я высчитал ее на основе нашей собственной траектории. Источник вспышек весит примерно столько, сколько Луна. Не слабо, ведь объект столь мал, что мы не видим его даже в огромные телескопы.
– А «большие странные штуки-дрюки»? Что это такое?
Фрэнк пожал плечами.
– Да назови их хоть «штуками-дрюками». Несколько сотен крупных предметов, величиной с наш космический дом, очень быстро вращаются по чрезвычайно узкой орбите вокруг странного источника синих вспышек. Провалиться мне на этом месте, если я знаю, что это такое. Но после каждой вспышки следящий компьютер сообщает, что один предмет исчез. Крупные предметы будто влетают в этот источник и пропадают там.
Огайо (Уолтер) вздохнул и с тоской вспомнил добрые старые времена, когда он преподавал в средней школе города Колумбуса, а не пытался спасти десять тысяч йеху в летящей по космическому пространству консервной банке. «Плохи наши дела, если единственное спасение – выйти на ближнюю орбиту вокруг червоточины. Лучше притвориться, что это не так. Лучше обманывать себя, чем сойти с ума».
– Фрэнк, я разумный человек и знаю, что ты вовсе не хочешь сказать мне то, что как будто хочешь сказать. Я отказываюсь верить в червоточины. Но все равно выведи нас на орбиту вокруг средней точки. Если ты думаешь, что это наш верный шанс.
– Нам теперь, как ни крути, лучше шанса не найти, – с некоторым беспокойством произнес Фрэнк. – Я не вижу другого способа выйти на безопасную орбиту.
– «Безопасную». Ты предлагаешь вывести нас на орбиту вокруг червоточины или черной дыры, или чего-то еще, во что я отказываюсь верить, вокруг этой хреновины, которая заняла место Луны. Ты предлагаешь вывести нас на орбиту, находящуюся внутри Большого кольца. И называешь ее «безопасной». – Огайо Шаблон Пустозвон грустно покачал головой: – Я беру назад все свои замечания насчет того, что ты плохо владеешь жаргоном Обнаженного Пурпура. Ты явно можешь заставить слово означать все, что тебе угодно.
15. Расколовшийся шар
Койот Уэстлейк вспомнила, как ее учили в детстве: примирись с тем, чего не можешь изменить. Странное, необыкновенное приключение стало ее жизнью, приобретая налет будничности. Койот попала в ловушку, без корабля и радио она оказалась привязана к астероиду, который непонятно каким образом продолжал ускоряться, хотя скорость его и без того была уже огромна. Койот привыкла к этому, привыкла к невозможному.
Еще несколько дней назад в космосе царил порядок, и Койот знала его законы. Она была горняком. Она охотилась за небольшими астероидами, слишком маленькими, чтобы заинтересовать мастеров высшего класса. Она бурила скалы насквозь, добывала полезные ископаемые и везла их на продажу. Потом недолго развлекалась на Церере или в одном из крупных космических домов и возвращалась к своим трудам. Устоявшаяся жизнь, доступная пониманию.
Окружавший ее мир тоже был доступен пониманию. Астероиды двигались по предсказуемым траекториям, и она знала, как управлять кораблем, знала, что ошибка может стоить ей жизни, знала, как торговаться с покупателями. Мир был устроен просто.
На Земле все было не так. Черт, там она даже не была уверена, кто она такая или что она такое. Человек ли она, пусть и не слишком красивый, но родившийся от живой матери, или просто дефектный биоробот. Она была ширококостная, чересчур высокая с чересчур резкими чертами чересчур белого лица.
Возможно, ее родители были парой бродяг, подкинувших ее на ступеньки приюта, а возможно, никаких родителей не было и в помине, а была лаборатория, сотрудники которой избавились от Койот, поняв, что напортачили с пробирками. В Неваде она перепробовала множество профессий: занималась проституцией, игрой в карты, мошенничеством, работала юристом по бракоразводным делам и никогда не была счастлива. К ней липли чудаки и уроды Земли, особенно Лас-Вегаса. Вольный город Лас-Вегас притягивал всех: киборгов, пурпуристов, ясноголовых, двоемысленников. И все они лезли к ней, будто чувствовали ее внутреннее сомнение: может быть, она такая же, как они.