Преследуя Аделайн
Шрифт:
Адди молчит. Она смотрит в свой почти закончившийся кофе, словно это шар с восьмеркой, который даст ей любой ответ, который она ищет. Звук печи включается, заполняя статичную тишину.
Через несколько мгновений она поднимает на меня глаза, на ее веснушчатом лице появляется нечитаемое выражение.
— Почему? — шепчет она. — Почему ты решил подвергнуть свою жизнь опасности, выследить этих людей и убить их? Почему ты решил сделать это?
В ее тоне нет осуждения, но есть потребность понять. Но я не уверен, что мой ответ поможет ей понять то, о чем она просит.
— Потому
Она удивленно вскидывает брови, не ожидая моего ответа.
— Ты ждешь, что я назову тебе настоящую причину, почему я выбрал этот путь в жизни. Может быть, у меня была сестра или мать, которую похитили и продали. Может быть, похитили меня. Но ничего этого нет. Когда я узнал о торговле людьми и глубинах ее разврата, меня передернуло. И у меня есть возможность что-то с этим сделать, что я и делаю. Я спасаю невинных людей, потому что хочу этого. И я пытаю и убиваю плохих, потому что я этого хочу.
Ее глаза расширяются от удивления, когда я приближаюсь к ней. Она не отступает от меня, но я вижу, как напряжение накатывает на ее плечи, словно грозовые тучи, разбухшие от дождя.
Я хватаю ее за шею и притягиваю к себе. Она спотыкается, упираясь руками в мою грудь. Ее дыхание участилось, короткие маленькие вдохи вырываются через опухшие, покрытые синяками губы.
Я наклоняюсь ближе, чтобы убедиться, что ее глаза смотрят в мои, и говорю:
— И причина, по которой я преследую тебя, маленькая мышка, в том, что я этого хочу. Все, что я делаю в жизни, — это мой выбор. Я выбираю свою мораль. Я выбираю тех, кого стоит спасти, и тех, кого стоит убить. И я выбираю тебя. Если ты ожидаешь трагической истории, ты ее не получишь. Мои родители были невероятными людьми, которые любили меня и поддерживали. Они погибли в автокатастрофе, когда мне было семнадцать. Дороги были ужасные, и они слетели с обрыва. Я жил с лучшим другом моего отца — моим крестным отцом — в течение года, после чего поступил в колледж на факультет информатики и начал свою карьеру хакера. Смерть моих родителей была душераздирающей, но это был несчастный случай. Кроме их потери, со мной никогда не происходило ничего плохого, что могло бы заставить меня зарабатывать на жизнь убийством злых людей. Я делаю свой собственный выбор в жизни, Адди. Вот и все.
Она сглотнула, ее глаза метались между моими. Медленно она поднимает руку и проводит пальцем по шраму, идущему вдоль моего глаза. Я сжимаю челюсть, наслаждаясь огнем, который оставляют ее пальцы.
Несмотря на серьезность разговора, мой член в джинсах становится твердым как сталь. У меня возникает искушение расстегнуть молнию, перегнуть ее через перила и взять ее прямо здесь.
Но я знаю, что мы оба уже невероятно измучены, и я рухну обратно в темное пространство головы, как только выскользну из нее.
Адди этого не заслуживает. Она не заслуживает того, чтобы ее тело использовали, чтобы я мог убежать от своих демонов.
— А твои шрамы?
— В первый раз, когда я проник в Кольцо. Один из главарей был грубияном и знал толк в ножевом бою. Он хорошо меня порезал. И это был тот урок, который мне был необходим, чтобы научиться защищаться и драться правильно. С тех пор
— Но они все еще преследуют тебя.
Я киваю один раз.
— Да.
Это был первый раз, когда я столкнулся с возможностью провала. И это чувство до сих пор не отпускает меня из своих лап. Это чувство, которое отпечатывается на мне, как плохая татуировка, каждый раз, когда я вторгаюсь в Кольцо.
Ее рука опускается в сторону, свободно болтаясь, пока она смотрит на меня. Я смотрю в ответ, каждый из нас пытается прочитать другого. Понять, о чем думает другой. Почувствовать.
— Последний вопрос, — перебивает она.
— Задай мне столько, сколько захочешь.
— Розы. Почему розы?
Я улыбаюсь. Я ждал, что она спросит меня о них.
— Моя мама. Ее любимыми цветами были розы. Она всегда держала их по всему дому с обрезанными шипами, чтобы я не поранился. Однажды я сказала ей, что мне будет грустно, когда она умрет, потому что все розы умрут вместе с ней. Тогда она подарила мне пластмассовую розу и сказала, что пока у меня есть эта роза, она никогда не умрет по-настоящему.
Я пожимаю плечами.
— Наверное, я тоже хотел увидеть розы по всему твоему дому. Может быть, потому что я чувствую себя как дома.
Она резко вдыхает, кажется, ошеломленная моими словами. Эти прекрасные глаза прикованы к моим, в их карамельных лужах отражается шок и голод.
Облизнув губы, она тихо признается:
— Мне потребуется некоторое время, чтобы полностью принять некоторые вещи, Зед. Я не могу сказать, сколько времени мне понадобится, но могу сказать, что я постараюсь. Но что я точно могу принять, так это то, что ты спас детей и девочек.
Ее губы дрогнули. Прежде чем я успеваю потянуться вниз и взять ее между зубами, она всасывает ее между своими.
Через несколько секунд она продолжает.
— Я восхищаюсь тобой больше, чем могу сказать, за то, что ты один из очень немногих людей, готовых действительно что-то сделать для их спасения. Миру нужно больше таких людей, как ты, Зед.
— Возможно, — пробормотал я, уступая и мягко целуя уголок ее губ. — Но все, что мне нужно, это ты.
Ее глаза закрываются, и она кивает сама себе. Я не знаю, к какому выводу она пришла в своей маленькой хорошенькой головке, но когда она открывает глаза и смотрит на меня, кажется, что я ей тоже нужен.
Моя рука скользит по ее волосам, и как раз в тот момент, когда я сокращаю расстояние, через дверь спальни Адди доносится голос.
— Кто готов к расследованию убийства…, — громкий голос прерывается, сменяясь громким вздохом.
Я и Адди одновременно поворачиваем головы. В спальне стоит ее лучшая подруга и смотрит на нас со смесью неверия и гнева.
— Привет, Дайя, — приветствую я, моя маска опускается на место, я ухмыляюсь и отхожу от Адди.
Моя маленькая мышка смущается. Я замечаю намек на стыд, но это было ожидаемо. Потребуется время, чтобы Адди по-настоящему приняла в себе то, что она поддалась своему преследователю.