Преступление без срока давности
Шрифт:
Действительно, крепкий белобородый старец, больше похожий на библейского патриарха, вовсю заливался безутешными слезами, в то время как отец депутата хоть и изображал скорбь, но на самом деле, похоже, не очень-то убивался по единственному сыну. Истолковать его поведение железной выдержкой и чекистской закваской было трудно, и объяснение здесь, видимо, заключалось в другом.
«Ага, наверняка он знает нечто неизвестное остальным, но деду об этом не говорит». Плещеев даже привстал от внезапной догадки и повернулся к Лоскуткову:
— Саша, нужны все телефонные разговоры бородатого, займись этим немедленно. Хорошо бы, конечно, и генерала послушать, но, думаю, не получится, на лоха он не похож. Все, по коням.
Оставшись один,
«Вот так и плывем всю жизнь, как дерьмо, по течению».
Плещеев вдруг вспомнил обгоревший до костей хрусталевский труп, обугленные собачьи тела и почувствовал, как неизъяснимое бешенство охватывает его. Совсем такое же, как давным-давно в выжженных солнцем песках, когда под градом вражеских пуль не было возможности поднять голову.
— Посмотришь на тебя, Лексеич, соплей перешибить можно, а такой удар. У тебя там что в кулаках — железки зажаты? — Серега Прохоров, по кличке Тормоз, стянул с ладоней боксерские лапы и энергично потряс кистями в воздухе. — Пакши даже болят, убьешь ведь однажды!
— Ну это навряд ли, в перчатках-то. — Снегирев сбросил с рук «блинчики» и, сделав переворот вперед, начал заминаться. — Хватит на сегодня, наломались.
Вышел на шпагат, потянулся и, сбрасывая напряжение с мышц, пару минут повисел на перекладине — худой, жилистый, словно сплетенный из тугих нейлоновых канатов. Мягко, как кот, приземлился на пол и, попрыгав раунд через скакалку, наконец-таки отправился париться.
Здешняя сауна не впечатляла: вроде бы жаркая, но обшитая не осиной, а сосной, и воздух в ней был тяжел от запаха смолы. «Какие мелочи, Зизи». Снегирев отважно окунулся в раскаленное марево, подложил под зад, чтобы не обжечь кое-чего, полотенце и общался с горячим воздухом до красноты, пока все тело не покрыл обильный пот. «Ну и Ташкент!» Хлопнув тяжелой дверью, он выскочил пробкой под душ и, растеревшись махровым полотенцем, принялся распивать, с сахаром и лимончиком, чаи в гордом одиночестве — мастера-кикбоксеры готовились к турниру и, не вылезая из ринга, пахали до седьмого пота. После второй чашки, когда полегчало, Снегирев оделся и, повесив на плечо спортивную сумку, направился к выходу:
— Всем физкульт-привет.
На улице уже вовсю благоухало весной — то есть помойками и собачьим оттаявшим дерьмом. Поддували южные ветры, в талых водах шумно плескались воробьи, а дворники кололи лед и увлеченно шваркали его под колеса машин — вот вам, сволочи, презент от пролетариев.
«Здравствуй, полосатенькая». Снятая с охраны, «мышастая» подмигнула хозяину фарами, завелась, как и положено хорошей девочке, с пол-оборота, и, погрев ее, Снегирев степенно порулил в сторону набережной, особо торопиться ему было некуда.
Если судить по обстановке на дорогах, весна наступила в самом деле. Менты уже гуляли в косухах из черного дерматина и походили на спившихся рокеров, на тротуарах семафорил коленками слабый пол, и, словно тараканы из щелей, повылезали на свет божий «подснежники» — автолюбители, утратившие за зиму водительские навыки. Посадка словно у Каштанки на заборе, взгляд как у Муму в финале, а вони больше, чем от собаки Баскервилей. Однако основной приметой весны было бедственное состояние асфальта. Стаявший снег обнажил все его язвы, и было ясно, что магистрали наши больны неизлечимо. При взгляде на них Снегиреву сразу вспоминалась Кампучия, где преступная клика Пол Пота считала, что революции автотранспорт не нужен, и решительно боролась с ним — рыла поперек дорог траншеи.
Через каждые пятнадцать метров. И заодно строила социализм, загнав в могилу две трети народа.
«А вот какая,
«Ишь ты, нетерпеливый какой. — На спидометре ровно шестьдесят, соседний ряд свободен, и киллер даже не подумал перестраиваться. — Катись колбаской по Малой Спасской, вон места сколько». Гудок наконец заткнулся, свет фар стремительно покатился вправо, и, с легкостью обогнав «Ниву», красавец «пятисотый» вдруг мстительно притормозил, подставив под удар левое крыло. Снегирев, видевший и не такое, без труда увернулся, а водитель «мерседеса», получивший, надо полагать, сатисфакцию, резко дал по газам и , умчался вперед, однако не настолько быстро, чтобы не засветить свой номер.
«Ладно, мир тесен. — Снегирев вдруг ясно почувствовал, что „пятисотый“ еще попадется ему сегодня на глаза, и нехорошо ухмыльнулся: — Вот тогда и посмотрим, каково оно, жопу-то подставлять…» Все так же неспешно он добрался наконец до улицы Бронницкой, въехал сквозь арку в кольчугинские владения, и неожиданно губы его сами собой растянулись в улыбке, — вот оно, Бог не фраер, правду видит. Интуиция Снегирева не подвела — у самого входа в кафе стоял знакомый забияка «пятисотый», причем запаркован он был по-хамски, вдоль стены, и киллер покачал головой:
«Да, это жизненный стиль такой — причинять окружающим неудобства. Видимо, хорошим манерам еще не учили». Развернувшись, он почти вплотную прижал «мышастую» правым боком к «мерседесу», так что попасть в него стало невозможно, и, не включая на «Ниве» охрану, двинулся искать Кольчугина.
Кирилла он нашел в кабинете, тот сидел за столом для визитеров, а за его собственным расположился коротко остриженный молодец и, помогая себе губами, что-то увлеченно писал. «Уж не наезд ли какой?» Молодой человек был при «перевесе» толщиной в палец, а снегиревский наметанный глаз сразу же заметил, что и при стволе в подмышечной кобуре, однако для чего это бандиту марать бумагу? Нет, что-то не то!
— А, Алексеич… — При виде гостя Кольчугин поднялся и, крепко пожав ему руку, потянул за собой. — Пойдем-ка в кафе, у меня, видишь, суета, не поговорить.
Выглядел он неважно — рыжие волосы взлохмачены, лицо осунувшееся, выражение глаз затравленное, как у обложенного охотниками волка, и Снегирев улыбнулся:
— Что-то ты, Кирилл, в бледном виде, работаешь много?
— Если бы так! Не дают работать-то ни хрена. — Кольчугин прихватил с барной стойки тетрапак вишневого сока и, не забыв пару стаканов, усадил гостя за столик. — Налогами, блин, задушили. Фискальный пароль придумали на кассу, чтобы интегральный счетчик было не обнулить. Это же курам на смех, — он подлил Снегиреву сока, начал пить сам и закашлялся, — один хрен, обнуляем, а как иначе? Пожарный придет — дай, участковому надо, санэпидстанции тоже, мать их за ногу всех. Не поверишь, бухгалтерша у меня в отпуске была, — Кольчугин пока ни о чем не спрашивал, и подобная выдержка Снегиреву нравилась, — за коммунальные услуги проплатили с опозданием, так такие проценты насчитали, что бандитам и не снилось. Вон сидит, — он без вкуса отхлебнул сока и махнул стаканом куда-то вверх, в сторону своего кабинета, — капитан налоговой полиции Носов, акт проверки кропает. Неделю проверяли, всей сворой жрали на халяву, а теперь вон один приперся, говорит, ничего страшного, информация не подтвердилась. Они ведь теперь телефон доверия завели: не нравятся, к примеру, тебе конкуренты, стукани на них, и неприятности им обеспечены. Вот какая-то сволочь и мне нагадила. — Он вдруг замолчал и посмотрел Снегиреву прямо в выцветшие зрачки: — Ну, Алексеич, не томи, как показали эту гадость по телевизору, места себе не нахожу, вдруг и Ирку мою так же… бритвой по лобку…