Преступление и наказание
Шрифт:
Выйдя на улицу, я встречаюсь взглядом с одним из повышепоставленных носителей униформы. Он отворачивается. Ну, тогда я пошёл. Повеселюсь, однако! Но до улицы я не дошёл. Следом бежит полицай, с которым я только что говорил.
— Вернись, тебя зовут.
— И оно мне надо?
— Не знаю, мне сказали тебя привести.
— Я опять задержан?
— Нет, но лучше, если ты пойдёшь со мной.
Ещё несколько минут я слушаю блеяние трёх полицаев. Потом, устав, я заявляю, что хочу забрать мой параплан, но, если он не находится в моей комнате или испорчен, то они
На подходе к дому встречаю хозяйку квартиры. Она бросается ко мне, обрадованная.
— Что случилось? Я звоню, а телефон не отвечает, сначала были гудки, а теперь говорят, что отключен. Эти мне не говорят ничего и не пускают в квартиру.
Вкратце рассказываю ей о происшедшем и показываю бумаги, которыми меня щедро снабдили полицаи.
— А к ним теперь приходит тот русский, что жил до тебя в твоей комнате. И каждую ночь они опускают жалюзи в твоей комнате и что-то в ней делают, — сообщает хозяйка.
Вот! Недостающее звено в цепи всех моих умозаключений. А я-то гадал, откуда у воришек ключ. Запишем этого юношу, который, кстати, совсем и не русский в список под номером три.
И тут же подъезжают полицейские, уже переодетые в цивильное. Хозяйка пытается объясниться с ними, но тут же получает отпор внутренних органов:
— А что вы хотите, сеньора, если вы тут нелегальщиной занимаетесь, сдавая в наём жильё и не декларируя это.
Еле сдерживаюсь, чтобы не влепить оплеуху блюстителю порядка, но и хозяйку тоже несёт.
— Я этого так не оставлю и сегодня же иду к своему адвокату.
— Вы можете идти, куда хотите, — полицейского трудно запугать, он при исполнении и, поворачиваясь ко мне, он продолжает:
— Для нас, главное, чтобы всё было спокойно. И лучше будет, если ты отсюда съедешь.
— Как?! — восклицает хозяйка, — И мы останемся здесь с этими?
— Да, — подтверждает полицейский, — Вы останетесь с этими.
За разговорами мы доходим до моей комнаты и хозяйка замирает на пороге, увидев бардак внутри. Кстати, я уже вижу недостачу большего количества вещей, чем в первое посещение, но это меня уже не беспокоит. Полицейские здесь впервые и пытаются уговорить меня не трогать руками раскуроченный компьютер и другие вещи. Но мне уже всё до лампочки и я вытаскиваю рюкзак из комнаты. На шум появляется один из хохлят, всем своим видом показывая непонимание происходящего. Нет, он ничего не слышал и не видел. Комната была всё время закрыта.
Уходят полицейские, взяв с меня слово, что драки не будет. Я его даю с чистым сердцем.
Проходя мимо холодильника, я вспоминаю, что идёт уже четвёртый день не жрамши. Парочка маленьких йогуртов и всё. Беру на автомате пластиковый пакет и вытаскиваю свои продукты. Заношу в комнату и, чертыхаясь, оставляю там. Мне же сейчас параплан до клуба дотащить надо. Тут уж не только пакет с продуктами, бумаги приходится оставлять на столе.
Oпять появляется хохлёнок. Это уже не тот жалкий мальчик, что стоял перед полицейскими. На морде спесь, как у породистого барона.
— Я думаю, что нам нужно будет поговорить на очень интересную тему. Поэтому предлагаю встретиться сегодня вечером втроём внизу в кафе.
— А я думаю, — отвечаю, — Что пока говорить не о чем. Да мне и некогда.
А мне и в самом деле некогда. Надо узнать, не сделали ли они чего с парапланом. Если испортили безнадёжно, это будет означать, что жизнь их закончилась. А если крыло цело, то меня интересует степень участия этого молодого кибернетика в разборке моего компьютера. Не хочется невинных жертв.
Проходит ещё один день. Я приезжаю с моим другом на его фургоне, чтобы забрать вещи. Захожу в комнату. Ну, твою мать! На столе нет тех бумаг, что я оставил вчера. Всё, ребята, я начинаю звереть! И тут на глаза попадается кулёк с едой, тоже вчера оставленный. И в нём не хватает упаковок и банок.
По-другому и быть не может: «зъим скильки можу, остально покусаю». Повнимательнее приглядываюсь к содержимому пакета и вдруг меня словно мороз по коже. В пакете находятся продукты только в открытых упаковках и среди них баночка с майонезом, которого я никогда не ем. Выпрямляюсь. Я не знаю, как выглядит человек, ударенный пыльным мешком, но я не нравлюсь себе в отражении в зеркале, что висит передо мной.
И сколько такого майонеза я уже съел? Память услужливо подбрасывает цепь случаев, которые произошли со мной. Сонливость, жажда по ночам, тахикардия среди ночи, когда я выпил какие-то болеутоляющие и противовоспалительные пилюли. Восемь зубов, выпавшие без видимых причин за четыре месяца. Потеря сознания в полёте, стоившая мне выбитого плеча, и кровь в унитазе по утрам. Странный вкус борща в день, когда на меня налетели полицаи. Хорошо, что я его почти не стал есть и вылил, да запил этот странный вкус парой литров кока-колы. И моё тряпкоподобное состояние в камере предварительного заключения.
Вам, что, хохлы, просто в радость людей травить? Я уже прилавливал попытку урода отравить газом арабского парня, когда работал в другой провинции и вернулся домой среди ночи и обнаружил открытый газ на кухне, закрытую вентиляцию и только одного араба, спящего в своей комнате. Та-ак! А когда у меня всё это началось?
Ну, точно! В то время, когда араб, не собиравшийся никуда съезжать, вдруг в два дня собрался и свалил. Мне ещё показалось, что он был сильно напуган. Тоже, видно, вкусил гадости. Дак, значит, я не болен! Ну, молодёжь! Тогда, как в песне поётся: молодым везде у нас дорога… Я вас без очереди пропущу.
А сейчас проверить эту догадку. Быстро закидываю вещи в машину, не проглядывая недостачи и лечу на новую хату, которую я снял.
Первым делом надобно чего наесться. Давно уже хочется. Или пан, или пропал. Или всё начнётся заново, или будет заканчиваться. Пакет с продуктами уходит в помойку без дополнительной ревизии. Покупаю всё свеженькое и новенькое.
Неделю лежу не вставая. И только ем, ем и ем. Чем больше ем, тем больше меня изнутри здоровье распирает. Как в молодости, когда я отьедался после сгонки веса на соревнования.