Преступления прошлого
Шрифт:
Амелия стряхнула руку Джулии и резко сказала:
— Ничего, ничего он со мной не делал. Я бы ему никогда не позволила. Иди принимай свою ванну.
Амелия внезапно проснулась. В доме было темно и тихо, привидения не разгуливали, лишь фонарь за окном издавал негромкое электрическое жужжание. Амелия не помнила, вышла ли Джулия из ванной, и решила сходить убедиться, что сестра не утонула. Никого, только запотевшие стены и разбросанные полотенца. Джулия спала в своей постели, одеяло и простыни, как обычно, смяты и скомканы, а пуделиная грива еще мокрая. Дышала она тяжело и размеренно, но Амелия слышала бульканье у нее в груди. Из-за этих звуков легкие Джулии всегда хотелось выжать, как мочалку. Что ей делать, если Джулия
Возвращаясь к себе, Амелия задержалась перед дверью в спальню Оливии. Сэмми вопросительно посмотрел на нее, и она повернула ручку и вошла. Сквозь грязное окно проникал рассеянный лунный свет. Она легла на маленькую кровать и уставилась в потолок. Сэмми со стоном плюхнулся на пол.
В последний день своей жизни Оливия проснулась в этой постели, посмотрела на эти стены. Умерла бы она, если бы спала здесь, а не в палатке? Если бы только Амелия могла повернуть время вспять, занять место Оливии, помешать злым людям забрать ее. Ну почему они не выбрали Амелию?
10
Тео
В руке у девочки был зажат кулек с конфетами едкого цвета — скорее всего, одни химикаты да Е-добавки. Она угостила Тео, и тот из вежливости взял. У конфеты был легкий привкус то ли бензина, то ли горючего для зажигалок. Растущим костям и мозгам такая еда не на пользу. Тео никогда не покупал конфет, несмотря на свою любовь к шоколаду: ему не нравилось, что в магазине на него смотрят с осуждением, как бы намекая, что толстякам вообще не положено есть, не говоря уж о сладостях. Поэтому Тео вступил в интернете в «дегустационный клуб»: каждый месяц шоколадная фабрика присылала ему на пробу новые конфеты, а он взамен писал отзыв («ореховое пралине подчеркивает восхитительно нежный вкус»). Правда, эта странная домашняя работа несколько тяготила его. Но таким способом он ограничивал себя в шоколаде — только одна коробка восхитительно нежного вкуса в месяц.
На самом деле ему было плевать на холестерин и давление, он был бы счастлив умереть от инсульта или сердечного приступа. «От инсульта не всегда умирают, папа, — раздраженно писала Дженнифер из Торонто но электронной почте. — Чаще всего он приводит к параличу. Ты этого хочешь?» Возможно, она боялась, что ей придется ухаживать за отцом, но он никогда не стал бы ее об этом просить, для Тео отношения между детьми и родителями были как игра в одни ворота: ты отдаешь им всю свою любовь, но они не обязаны возвращать ни пенса. Зато если дети тебя любят, это как глазурь на торте, да еще и вишенка в придачу. И шоколадная стружка, и серебристые бусинки, от которых пломбы вылетают. Лоре они очень нравились. Тео всегда украшал торты. Торты, пирожные, булочки — после смерти Валери он научился делать все, стал готовить куда лучше, чем жена.
Он нанял женщину, которая дважды в неделю приходила убираться, и девушку-студентку, чтобы она забирала дочерей из школы и присматривала за ними, пока он на работе. Все остальное он делал сам: занимался домом и детьми, ходил на родительские собрания, возил дочерей на дни рожденья к друзьям, устраивал их дни рожденья дома. Матери других детей относились к нему как к почетной женщине и говорили, что он мог бы стать отличной женой. Тео считал это комплиментом.
Девочка сказала, что ей восемь лет, но одета она была скорее как подросток. Обычное дело. Раньше детей тоже одевали как маленьких взрослых, так что ничего нового в этом нет. Когда Лоре было восемь, она носила комбинезоны и джинсы, а на выход — красивые платья. Валери назвала бы их «платьицами». Белые носочки по щиколотку, сандалии, футболки и шорты. Он покупал Лоре новую одежду, никогда не заставлял донашивать вещи за Дженнифер. Многие считали, что Тео балует дочек, но добротой ребенка не испортишь. Пренебрежением — да, но не любовью. Нужно отдавать им всю свою любовь, без остатка, даже если это
От второй конфеты Тео отказался.
— Вежливые люди угощают всех, — сказала девочке Дебора Арнольд.
Та довольно неохотно, как показалось Тео, сползла со стула, подошла к Деборе и, не говоря ни слова, протянула ей кулек с конфетами. Дебора взяла три. Почему-то эта женщина вызывала у него восхищение. Пусть и пополам с ужасом.
— Кем вы работаете? — спросила у него девочка.
— Я на пенсии, — ответил Тео. Интересно, она знает, что такое пенсия?
— Потому что вы старый. — Она с умным видом кивнула.
— Да, потому что я старый, — согласился Тео.
— Мой папа тоже скоро уйдет на пенсию, — сообщила девочка. — Он будет жить во Франции.
Дебора Арнольд презрительно хохотнула.
— Во Франции? — переспросил Тео. Он почему-то не мог представить Джексона во Франции, — А ты там была?
— Да, на каникулах. Там едят дроздов.
— О боже! — вздохнула Дебора Арнольд. И добавила: — Вам обоим нечего здесь делать.
Как будто они несли ответственность за французскую привычку поедать невинных пташек.
— Я просто хотел переговорить с мистером Броуди, узнать, как продвигается расследование, — сконфуженно произнес Тео.
У Деборы Арнольд дел, казалось, невпроворот: она печатала, раскладывала бумаги по панкам и снимала копии как одержимая. Неужели у Джексона Броуди правда столько клиентов? Слишком у него расслабленный вид, чтобы помощница так зашивалась. Она называла себя помощницей, он называл ее секретаршей.
— Значит, мистер Броуди отлучился но другому делу? — поинтересовался Тео, чтобы поддержать разговор.
Дебора с жалостью посмотрела на него поверх очков, словно не могла поверить, что нашелся простофиля, который считает, что Джексон действительно работает. Через пять минут она сообщила:
— Он у дантиста. Снова.
— Папе нравится докторша, — заявила девочка, забрасывая очередную конфету в рот и без того набитый.
Как грустно, что такие маленькие девочки знают о том, что значит «нравиться», вообще знают о сексе. А может, это вовсе не так, и они всего лишь знают слова. Хотя эта Марли кажется развитой не по годам, точно ей не восемь, а восемнадцать. Не то что его восемнадцатилетняя дочь (а Лоре всегда будет восемнадцать): от нее веяло свежестью, невинностью, она вся лучилась внутренним светом. Джексон никогда не говорил, что у него есть дочь, ну так ведь об этом не трубят всем и каждому, верно? Банковские служащие и водители автобусов не сообщают ни с того ни с сего: «Кстати, у меня есть дочь».
— У вас есть дети? — спросила Марли.
— Да, — ответил Тео. — У меня есть дочь, ее зовут Дженни, она живет в Канаде. Она уже взрослая.
Конечно, он считал, что предает Лору, и всякий раз, отвечая на вопрос о детях, ждал петушиного крика, но кто бы захотел услышать «Да, у меня две дочери, одна в полном порядке и живет в Торонто, а вторая — мертва и лежит в могиле»?
— А внуки?
— Нет.
Дженнифер с мужем Аланом, добродушным ньюйоркским евреем, кардиохирургом, решили не заводить детей, и Тео считал бестактным расспрашивать ее о причинах. Разумеется, у Дженнифер хорошая работа — она консультирующий врач-ортопед, — налаженная жизнь, красивый дом в пригороде, на озере Онтарио, — «коттедж», как торонтцы изящно именуют свои огромные дома на побережье. Однажды Тео провел у них лето. С трех сторон окруженный деревьями, дом по ночам был самым тихим и темным местом на свете, лишь светлячки в кромешной тьме всю ночь танцевали за окном. Прекрасное место: можно кататься на каноэ по озеру, ходить в походы по древним лесам, каждый день устраивать барбекю на террасе с видом на воду — настоящий рай для детей. Конечно, нельзя скучать по тому, чего никогда не имел. Но, раз познав счастье, будешь скучать по нему всегда. Может, Дженнифер просто благоразумна. Не имея ребенка, нельзя его потерять.