Преступники. Факел сатаны
Шрифт:
– Мысленно я благословил сестру на этот шаг, – признался Кирилл.
Ни о какой переписке, разумеется, не могло быть и речи. О личных встречах – тем более. Шебеко, крупнейшего специалиста–спелеолога, профессора МГУ, перестали выпускать за рубеж, на научные конференции п симпозиумы.
Повидаться за долгие годы разлуки им судьба подарила лишь один раз – незадолго до смерти Кирилла. Стелла приезжала в Союз, когда в стране повеяли новые ветры и бывших невозвращенцев начали реабилитировать. Далеко не сразу и
Стелла жила в Швейцарии, совсем превратилась в европейку. Спорт давно забросила, вложив заработанные коньками и тренерством деньги в бизнес. С Гранской они друг другу понравились сразу. Обе любили вкусную еду, театр, Достоевского, а главное – обожали Кирилла. Смерть его потрясла и подкосила обеих.
Теперь – новое свидание.
Инга Казимировна так разволновалась, что при встрече пустила слезу. Это с ней случалось чрезвычайно редко.
– Ингуша, так хотелось бы побольше пообщаться, но – увы… – сокрушалась Стелла.
– А что такое?
– Понимаешь, в пять двадцать у меня самолет в Цюрих.
– Отложить не можешь?
– Господи, голуба! У меня не то что дни – каждый час расписан! – Бывшая фигуристка посмотрела на часы. – Одевайся, поедем на кладбище к Кириллу… Как смотрится памятник на могилке?
– Ты что, не получила фотографии? – удивилась Гранская. – Я сразу послала.
– Не получила. И вообще с письмами и посылками из России творится черт знает что. Идут больше месяца, иногда вовсе пропадают.
Инга Казимировна достала из бумажника цветной снимок могилы мужа. И протянула его сестре.
– Я так благодарна тебе…
– О чем ты? – с обидой произнесла та. – Ведь брат… Родной, единственный…
Дело в том, что Гранская пыталась заказать памятник в Москве, но ей сказали, что ждать материал (гранит) придется не меньше трех лет. Узнав об этом, Стелла через месяц прислала готовый памятник из Швейцарии, специально наняв машину. Инге Казимировне осталось только установить его. Памятник был выполнен из эклогита в виде плиты с овальным верхом, на которой был высечен портрет Кирилла, его имя, отчество, фамилия и даты рождения и смерти…
– Эх, Кирилл, Кирилл, – вздохнула Стелла, возвращая фото. – Жить бы ему еще да жить…
Надевая форменное пальто со знаками отличия, Гранская спросила:
– Ты на такси?
– Зачем, «Интурист» позаботился о машине.
Их поджидала «Волга». Женщины устроились на заднем сиденье рядом с пакетами и свертками. – Стелла везла домой московские сувениры.
У Белорусского вокзала накупили красных гвоздик и поехали на кладбище. Когда миновали Кольцевую автомобильную дорогу, сквозь тучи неожиданно показалось солнце, высветив золотом не успевшие опасть листья берез.
«Сам Бог, наверное, благословляет нашу встречу», – подумала Гранская, хотя была неверующей.
А вот Стелла превратилась в Швейцарии в
Машина остановилась за кладбищенскими воротами: на территорию пускали только автобусы похоронного бюро. Стелла взяла с собой «полароид». Она несколько раз щелкнула Ингу Казимировну, и фотоаппарат тут же выдал цветные снимки.
– Обойдемся без почты, – сказала Стелла, вручая их Гранской и оставив себе один на память.
Инга Казимировна тоже сфотографировала родственницу.
Прежде чем пойти к Кириллу, они намеревались посетить последнее пристанище Стеллиной подруги, умершей от лейкемии. Но метров за десять от ее могилы послышался непривычный для кладбища хохот, какой–то шум, и к ним бросилась пожилая женщина.
– Товарищ прокурор, помогите! – со слезами на глазах взмолилась она.
– Я в общем–то не прокурор… – остановилась Гранская. – Ну, что случилось?
У женщины было серое лицо, губы дрожали. Пальтишко – сорокалетней давности, мех на воротнике облез. Она была из тех интеллигентных забитых старушек, которых еще иногда можно встретить на переулках Старого Арбата.
– Что они с Ванечкой сделали!… – ломала руки женщина.
– А мы–то при чем? – раздался хриплый пропитой голос.
Гранская повернулась. Голос принадлежал одному из четырех могильщиков, стоящих у разверстой ямы. На отвале свежевырытой земли лежал на боку заколоченный гроб, подхваченный веревками. Дно у него было разворочено, сквозь обрывки материи торчали обломки досок.
– Претензии, гражданочка, предъявляйте похоронному бюро, – сказал второй могильщик. – Это они гнилой товар гонят…
– Вытащите Ванечку, – протянула к ним сухонькие, в старческих пигментных пятнах руки женщина. – Богом прошу!
– Че захотела! – прохрипел копщик. – Чтоб мы, голыми руками…
Гранская шагнула к могиле, заглянула в нее и невольно отшатнулась: на дне лежал покойник. Инга Казимировна успела только разглядеть его белые–белые волосы и пергаментно–желтое лицо, испачканное глиной.
– Какая ему разница, – скривился в усмешке третий парень. – Опустим гроб, насыпем холмик…
– Нет–нет! – в испуге закричала старушка. И, обращаясь к Инге Казимировне, запричитала: – Ой, Ванечка не простит!… И так настрадался… Валялся в морге, всем забытый и заброшенный, три дня его искала…
–: Как это три дня? – спросила Гранская.
– Пошел за пенсией и не вернулся… С трудом выяснила, где он… И хоронить должны были вчера, да машина пришла очень поздно, – скороговоркой объясняла женщина. – Уже все здешние работники ушли. И вот тут всю ночь простоял на холоде. Спасибо молодому человеку, он сидел с Ванечкой… – Она кивнула на пятого мужчину стоявшего поодаль.