Преступный человек (сборник)
Шрифт:
Этот случай, по мнению Модели, Эскироля и Крафт-Эбинга, есть чистое косвенное самоубийство.
Точно то же можно сказать и о Нобилинге, в 1878 году в Берлине стрелявшем из ружья в германского императора и потом пробовавшем застрелиться из того же ружья. Он также принадлежал к числу людей, выбитых из колеи, и отличался обилием признаков вырождения (гидроцефалия, асимметрия лица). Будучи лауреатом философии, он занялся политической экономией, написал статью экономического характера и получил место в прусском статистическом бюро, где ему поручили очень ответственную работу, к которой он, однако
Товарищи описывали его перед судом как человека эгоистичного и упрямого, неисправимого мечтателя, занимавшегося спиритическими и социалистическими теориями, о которых он постоянно толковал, хотя и довольно бессвязно. За все это он получил прозвище «петрольщика» и «коммуниста».
Перед нами, следовательно, стоит человек отнюдь не преступного закала; человек интеллигентный, научно образованный, хотя несколько мистик. На политическое преступление его толкнуло, вероятно, несоответствие чересчур самолюбивых надежд со скромными средствами интеллекта – крушение мечты о славе, не соответствовавшей житейской обстановке.
Другой подобный же субъект, Кордильяни, бросавший камни в итальянскую палату депутатов, будучи спрошен, зачем он это делал, отвечал, что из желания попасть в тюрьму. Принадлежа к числу членов республиканского клуба, он за несколько дней до своего проступка просил, чтобы его вычеркнули, так как, собираясь совершить великое дело, он боится причинить неприятности товарищам по клубу. Другим он сообщал, что надеется получить от правительства пенсию за дело, которое намерен предпринять. В самом клубе он иногда вел себя очень странно; раз, например, явился в костюме Чичеруаччо, с фригийским колпаком на голове, так что его сочли сумасшедшим. На суде многие свидетели отзывались о нем как об экзальтированном человеке, мечтавшем о самоубийстве. Сидя в тюрьме, он страдал бредом, пантофобией и покушался на свою жизнь.
Пассананте тотчас же после ареста сказал, что покушался на жизнь короля в полной уверенности, что сам тотчас же будет убит, чего искренно желал, так как жизнь ему опротивела вследствие дурного отношения к нему хозяина. За два дня до покушения он действительно был больше озабочен своим положением, чем предстоящим цареубийством, и в минуту ареста старался преувеличить свою вину.
Этим обстоятельством, так же как присущим Пассананте тщеславием, можно объяснить, почему он отказался идти на кассацию приговора. Узнав о своем помиловании, он не столько обрадовался, сколько опечалился по поводу того, что газеты теперь будут над ним смеяться.
Фраттини бросил в Риме, на площади Колонна, бомбу, которая многих ранила. На суде он заявил, что никому не хотел причинить вреда, а хотел только протестовать против современного строя и что, во всяком случае, удовольствовался бы победой над феодальным дворянством!
Разочарование в жизни играло большую роль в его сумасшедших предприятиях, доказательством чему могут служить следующие два отрывка из его сочинений:
«Не за свободу и тем более не за жизнь свою я боюсь, нет!.. Напротив, если бы у меня их отняли, то это было бы большим для меня благодеянием».
«Не будучи более в состоянии переносить низкую и позорную жизнь, к которой гражданское общество меня принудило, и прежде чем окончательно пасть, я хотел принести пользу моим ближним, а не повредить им!.. Я, следовательно, не мог и не должен питать злобу к кому бы то ни было!..»
Но самым ярким доказательством тайного стремления к самоубийству, проявляющегося в убийстве, может служить следующий «человеческий документ», всемилостивейше сообщенный нам Ее Величеством королевой Румынии, писательницей (Кармен-Сильва) и ученой женщиной, способной интересоваться направлением современной мысли.
С., румын, 30 лет от роду, приговоренный за убийство и год тому назад помилованный, самым глупым образом покушался на жизнь короля – стреляет в освещенные окна дворца, причем разбивает стекла. При обыске его квартиры найдено множество фотографических карточек, на которых он изображен обвешанным оружием, как разбойник.
Одна карточка снята за шесть месяцев до ареста и должна изображать С. в момент покушения на самоубийство, остановленного его любовницею… Очевидно, что задолго до совершения преступления С., может быть из тщеславия, был одержим манией самоубийства и наконец решил совершить его косвенно.
6) Алыпруисты-истероэпилептики. Если, как это почти достоверно, Достоевский описал в «Идиоте» самого себя, то мы имеем в этом произведении превосходную монографию особой разновидности психопатов, всю жизнь носящих специальные черты психологии эпилептиков: импульсивность, раздвоение личности, ребячество и в то же время способность пророческого предвидения, сопровождаемую настоящей святостью, преувеличенным альтруизмом. Потому-то такие люди производят иногда религиозные и социальные революции.
Истерия, близкая родственница эпилепсии, еще чаще снабжает нас примерами безграничного эгоизма, переплетающегося с чрезмерным альтруизмом, что и доказывает связь последнего с нравственным идиотизмом.
«Встречаются женщины, – пишет Легран дю Соль, – принимающие шумное участие во всех добрых делах своего прихода. Они делают сборы для бедных, работают на сирот, посещают больных, раздают милостыню, хоронят мертвых, чуть не насильно вытягивают пожертвования у знакомых и незнакомых, забрасывая ради благотворительности и мужа, и детей, и свои домашние дела.
Эти женщины творят добро из тщеславия и любви к суете. Они вносят в дела благотворительности тот пыл, с которым крупные мошенники устраивают финансовые предприятия с гиперболическими дивидендами.
Эти женщины бегают, суетятся и с редкой внимательностью обдумывают все подробности устранения или облегчения как частных, так и общественных бедствий, причем принимают заслуженную благодарность и восторг зрителей с поддельной скромностью.
Когда семью постигает какое-нибудь горе, то истеричная благотворительница из сил выбивается, чтобы загладить следы этого горя: с тем поплачет, этому утрет слезы, поддержит отчаивающегося, откроет ему неожиданные горизонты грядущего счастья, одним словом, утешит всех и каждого.