Преступный мир и его защитники
Шрифт:
Чистосердечно сознавшись в ужасном преступлении, он нисколько не старался выгородить себя, а, наоборот, сгущенными красками обрисовал себя страшным злодеем. Даже тогда, когда его заподозрили в ненормальности и поместили на испытание в больницу душевнобольных, он не захотел воспользоваться благоприятным случаем для симуляции.
— Я вполне здоров… Зачем меня держат здесь? — жаловался он врачам-психиатрам.
В больнице Висс сразу обратил на себя внимание как интеллигентный человек и пользовался даже авторитетом среди других больных и прислуги. Отличаясь безупречным поведением, он завоевал симпатии и врачей. Его считали
Особенными нравственными устоями Висс не отличался и ранее: еще до краж он успел совершить где-то по службе растрату; после же своей женитьбы он пошел сразу по наклонной плоскости и ничто уже не могло его удержать. Кроме нескольких краж и растраты, в его прошлом имеется и один случай шантажа, который был только вскользь затронут на суде.
Как выяснилось на следствии, в детстве до 10-летнего возраста он страдал частыми обмороками, и защитой было сделано даже указание, что его, быть может, сосал глист. Характер Висса, по словам родных, не отличался устойчивостью, и он легко поддавался внешним влияниям.
Когда подсудимые были уже арестованы и Бруно Иогансен пришел в отчаяние, — Висс старался успокоить его.
— Я вообще считал своим долгом поддержать товарища, — говорил по этому поводу подсудимый.
В доме предварительного заключения он завязал переписку с разъединенным от него Иогансеном, которая, однако, была перехвачена.
В одном из этих писем Висс просит товарища указать какое-нибудь средство для роста волос.
«Гнусно потерять в столь молодые годы свои волосы», — горько сетует он при этом.
«Что ты читаешь?» — спрашивает он далее у Иогансена. «Я читаю «Власть тьмы» Толстого, драму в 5 действиях…» — «Не сообщал ли тебе вор-рецидивист о том впечатлении, которое произвел на публику мой рассказ?» (Вопрос этот относится к первому судебному заседанию об убийстве ростовщицы — в 1901 году.) Ты теперь можешь быть спокойнее, чем перед предыдущим судом, ибо тогда был лишь один шанс против девяти для оправдания, а теперь девять против десяти, то есть один шанс против оправдания. Если мы будем оправданы, то нас перевезут чрез германскую границу, до Кенигсберга, на казенный счет, а далее придется передвигаться на собственный счет. Можно добраться матросом до Лондона, а оттуда в Америку. В будущий раз, когда нас будут судить, нас, пожалуй, снимут и портреты наши напечатают в газетах…»
После этого Висс иронически замечает: «Поверенный Марко (адвокат) больше не интересуется им. Думал, что все симпатии будут на его стороне и его будут жалеть, что он, как невинный, двумя мазуриками был привлечен на скамью подсудимых. Но так как Марко больше всего ругают, то для адвоката не представляется интереса защищать его… Адвокат полагает, что врачи признают меня ненормальным, и тогда мы все трое будем оправданы или получим по нескольку месяцев тюрьмы
В судебном заседании он все время держался очень спокойно, видимо мало интересуясь ожидавшей его участью. Свои объяснения он давал хорошим литературным языком и толково описывал все детали своего мрачного злодеяния.
Находясь в доме предварительного заключения, он писал также Иогансену: «Посылаю список семейных болезней, которые могут нам пригодиться». Из его же признания видно, что он был в разное время знаком, по крайней мере, с тридцатью женщинами, о чем он в высшей степени цинично отзывается.
Экспертами по этому делу были приглашены в суд известные психиатры Чехов и Розенбах. Оба они никаких признаков душевного расстройства у Висса, несмотря на тщательное наблюдение, не обнаружили.
— Не считаете ли вы циничным, что подсудимый, после зверского убийства двух беззащитных женщин, мог так спокойно и весело играть потом на флейте, принимать участие в спектаклях и тому подобное? — спросил товарищ прокурора у доктора Чехова.
На это последовал довольно уклончивый ответ, так как задача экспертов касалась исключительно психопатологической стороны дела.
— Не был ли Висс особенно удрученным или задумчивым? — с своей стороны осведомился присяжный поверенный Казаринов.
— Да, в последнее время перед выходом из больницы он стал задумываться, — объяснил эксперт.
Присяжный поверенный Казаринов одновременно с этим старался обратить внимание присяжных заседателей на бедственное положение, в котором находился до преступления Бруно Иогансен, часто не имевший куска хлеба.
— А можно ли считать Висса правдивым? — задал от себя вопрос присяжный поверенный Адамов.
— Несомненно, — ответил доктор Чехов. — У Висса не приходилось замечать извращений и лжи. Он, очевидно, говорит только правду. Даже в тех случаях, когда ему было бы выгодно солгать, он старался быть правдивым.
Путем опроса эксперта присяжному поверенному Адамову удалось установить, что Висс отличался такой слабохарактерностью, которая не требовала особого, специального влияния на него со стороны. Он представлял собою благоприятную почву, на которую каждая случайность могла подействовать: и разговор с приятелем Сталовичем, бежавшим после с подложным паспортом в Америку, и общение с преступным миром во время краж, и все другое в том же роде. Таким образом, в особом подстрекательстве со стороны Марко вовсе не было надобности.
Присяжный поверенный Адамов просил также суд огласить письма Марко к судебному следователю.
— Это вопль души безвинно арестованного человека, — горячо настаивал защитник, — и из писем можно заключить о психологии подсудимого. Так как господин прокурор стремится раскрыть истину, то, вероятно, он и не будет протестовать против оглашения их.
После горячего спора между сторонами суд в удовлетворении этой просьбы отказал.
В общем, по заключению экспертизы, ужасное преступление могло быть совершено Виссом под влиянием особой, безотвязной мысли, сверлившей его мозг.