Преступный режим. «Либеральная тирания» Ельцина
Шрифт:
Список ставит и другие вопросы. Так, в резком противоречии находятся количество госпитализированных, раненых и количество убитых, попавших в список. Типичная статистика боевых потерь при нормально поставленной санитарно-эвакуационной службе дает от трех до четырех раненых на одного убитого. Причем эта пропорция мало зависит от характера боевых действий. Именно поэтому так тщательно скрывается количество раненых, разбросанных по десяткам больниц. По нашим оценкам, основанным на надежной информации, только по части больниц, количество госпитализированных с пулевыми и осколочными ранениями существенно превышает тысячу человек.
Впрочем, соотношение потерь убитыми и ранеными 1:3 — 1:4 предполагает, что пленных не расстреливают, а раненых не добивают. Обилие множественных огнестрельных ранений (о которых, в частности, «проболтался «МК» и подтверждаемое работниками моргов), а также показания
Все можно подсчитать почти с математической точностью — вот почему статистика потерь является государственной тайной. Но «МК» 8 октября проболтался. Безусловно, будут опубликованы новые, «более полные» и «уточненные» списки, очищенные от нежелательных моментов ельцинскими военными аналитиками. Однако профессионалы работают не только на Ельцина. Есть высший суд — будет и земной.
Полковник Петров
От редакции: Только за один день — в субботу, 9 октября 1993 года, только один морг больницы имени Склифософского выдал для похорон 201 труп. Выдавались только опознанные убитые. См.: газета «Дубинушка», октябрь 1993 г., № 3(15)
Из заключения Комиссии Государственной думы
по проверке соблюдения законодательства Российской Федерации спецподразделениями органов внутренних дел и Внутренних войск МВД Российской Федерации, подразделениями ФСБ «О противоправных действиях силовых структур в событиях 21 сентября — 5 октября 1993 года и порядке их расследования»
Во время событий 21 сентября — 5 октября 1993 года военнослужащими МВД и Вооруженных сил Российской Федерации, работниками милиции, Министерства безопасности Российской Федерации и Главного управления охраны при Президенте Российской Федерации совершены многочисленные противоправные действия, повлекшие особо тяжкие последствия, в том числе разрушение жилых, общественных и культовых зданий и массовые человеческие жертвы... Сам характер преступлений, совершенных военными в событиях 21 сентября — 5 октября 1993 года, выходит за рамки уголовных и воинских преступлений, определяемых соответствующими статьями Уголовного кодекса Российской Федерации, и скорее соответствует тому, что совершали военнослужащие германского вермахта или милитаристской Японии во время Второй мировой войны в Германии и на оккупированных территориях. Все сказанное дает основание рассматривать организаторов и исполнителей карательных акций в г. Москве не как обычных уголовных преступников (чему они, возможно, в недалеком будущем сами были бы рады), а как ВОЕННЫХ ПРЕСТУПНИКОВ, главные из которых должны нести ответственность не только перед гражданами своей страны, но и перед всем мировым сообществом... В соответствии с нормами международного права, в отношении военных преступников неприменимы сроки давности, на них не распространяется право убежища — они подлежат выдаче. Приказ вышестоящего начальника не смягчает и не снимает ответственности за содеянное...
Т. А. Астраханкина, депутат Г о сударственной думы Российской Федерации, Председатель Комиссии
Другие последствия
Экономическая жизнь стремительно криминализировалась, чему способствовали и объективные, и субъективные факторы. Здесь имеются два момента. Первый: не обладающие опытом суровой жизни, не прошедшие практической школы кадрового роста, росшие в «тепличных» условиях, занимая почти самые низшие должности в советской иерархии, и в лучшем случае, повизгивающие на власть где-то в грязных курилках или на традиционной «кухне» — «ельцинские назначенцы» (помнится, для одного такого министра депутаты подбирали костюм, чтобы он не взошел на трибуну в плохо зашитых штанах) — не выдержали испытания ни властью, ни возможностями ее корыстного использования. Второй: появление в стране — с периода бурного развития кооперативного движения (1987 г.) — целого слоя богатых кооператоров — провозвестников современных олигархов, располагающих крупными (наличными) денежными ресурсами, позволяло им направлять солидные суммы на цели подкупа чиновников центрального и регионального уровня, МВД, суда, прокуратуры. Воровство, подкупы должностных лиц, продажа должностей и выгодные коммерческие сделки, присвоение государственного имущества (предприятий и недвижимости) — все это стало очень быстро нормой для форсированного создающегося ельцинского политического режима еще в недрах новой республики, официально оформляемой законодательством парламента.
Таким образом, происходило одновременное формирование двух политических режимов — режим республиканской демократии Законодателя и режим высшей исполнительной власти, густо замешанного на коррупционных хозяйственно-финансовых связях. Отправной точкой такого развития, на мой взгляд, является момент объявления политики свободных цен и появление на политической арене правительства так называемых реформаторов осенью 1991 года. Коррупционная вакханалия захлестнула страну уже в процессе первого и второго этапов приватизации — это уже захватывающий дух многотомный криминальный роман разграбления страны и обогащения шоферов, санитаров, младших научных сотрудников, вчерашних фарцовщиков и мелких воришек, продавцов цветов у метро, медицинских братьев, экспедиторов, заведующих складами и прочих проходимцев.
Мое удивление вызывал в тот период чрезмерно облегченный подход президента (который обладал огромным практическим опытом, находясь в течение трех десятилетий одним из видных деятелей КПСС), к этой проблеме. Он (президент) не требовал от правительства обеспечить целую систему мер по предотвращению коррупционной деятельности. И более того, непосредственно содействовал этим разлагающим процессам, наращивая «указное право» с непрерывными «изъятиями» из закона, предоставляя огромное число льгот в финансово-хозяйственных операциях отдельных физических и юридических лиц. Ни президент, ни правительство не ставили задачу энергичного принятия антикоррупционного законодательства, хотя в период реформ в различных странах мира — именно эта сторона органически вплеталась в ткань проводимых реформ. И не знать этого в правительстве, включая иностранных советников, конечно же, не могли.
Чрезмерно легковесным был подход правительства в расходовании огромных государственных финансовых средств (в том числе поступающих из-за границы) на далеко не самые первоочередные нужды, причем бесконтрольно. Например, в новые частные банки переводились бюджетные средства — якобы для «финансирования» неких «программ». Быстро «размножающееся» чиновничество в структурах исполнительной власти в центре и регионах, никем не контролируемое, получило возможности направлять финансовые ресурсы в обширную сферу оказания «добрых услуг» за крупные взятки: новое строительство, покупка офисов, банковские «услуги», кредитная деятельность, лицензирование, отпуск готовой продукции, сырья и материалов, импортно-экспортные операции и многое другое, что просто невозможно коротко перечислить. И все это — на фоне нехватки финансовых ресурсов (оборотного капитала) предприятий, невыплатах заработной платы, упадка производства — при одновременном «введении» в оборот триллионов рублей «темных денег», при полном отсутствии государственного контроля за движением денежной массы, при свободном хождении иностранных валют.
Другое обстоятельство, способствующее масштабному росту криминализации государства — это то, что в системе центральных исполнительных органов власти ельцинские реформаторы предусмотрительно ликвидировали все ранее существующие контрольные учреждения. Кстати, решением I Съезда народных депутатов (май-июнь) 1990 года, по инициативе Ельцина, был ликвидирован Комитет народного контроля РСФСР.
Необходимость усиления контрольной функции государства стала мне совершенно очевидной уже с первых же месяцев деятельности нового (после Ивана Силаева) ельцинского правительства. Поэтому Верховный Совет разработал и принял Закон о Контрольно-бюджетном комитете (КБК), созданном на базе изучения множества учреждений, действующих в сфере финансово-бюджетного контроля разных стран мира, и особенно в США. Другой Закон — об Административно-контрольном комитете (АКК), в обязанности которого входили бы задачи контроля в области соблюдения закона и порядка всеми государственными учреждениями и их руководителями (включая контроль за перемещениями руководящих кадров) — находился на высокой стадии готовности (перед расстрелом Парламента).
В такой обстановке под моим прямым давлением в структурах парламента был разработан и быстро принят первый Закон о боргує с коррупцией. Интересно, что уже на «подходе» этого Закона появляется указ президента с аналогичным названием. Он, конечно, не столько ставил задачи борьбы с этим всеобщим злом, сколько создавал видимость борьбы с коррупцией, задачу «перехвата» инициативы. Таким был стиль у президента. Конечно, принятие Закона — это всего лишь полдела, следовало его применять на практике — это была задача исполнительной власти. Но она вовсе не «торопилась» это делать. Хотя отмечу, что органы прокуратуры и МВД в период после принятия указанного Закона и вплоть до событий сентября — октября заметно усилили давление на коррупционеров.