Преступный викинг
Шрифт:
— Если ты так, говоришь, значит, так оно и есть, — с сомнением проговорил Убби. — Но хозяин относится к своим обязанностям серьезно. Во всяком случае, он старается как можно лучше защитить тех мужчин и женщин, которые доверились ему, особенно с тех пор, как Астрид…
Замолчав, Убби виновато посмотрел на Селика, словно вспомнил многое, что было когда-то.
— Астрид? Кто такая Астрид?
Убби застонал:
— Я умоляю тебя, миледи, не произноси это имя при моем хозяине. Пожалуйста, если ты хоть немного ценишь свою жизнь.
Рейн
— Скажи мне, кто она, и я обещаю не говорить ни слова Селику.
Убби молчал.
— Но, с другой стороны, если ты не хочешь сказать, я всегда могу спросить у Селика.
Лицо Убби побледнело от ужаса.
Любопытство взяло верх над благоразумием, и Рейн металлическим голосом потребовала ответа:
— Кто эта Астрид?
— Его жена! — мрачно ответил Убби и поторопился уйти прежде, чем она смогла задать ему другие вопросы.
Его жена! У нее бешено застучало сердце и поникли плечи. Его жена! Почему она не подумала, что у Селика может быть жена? И почему это должно ее волновать? Она просто гость в первобытной эпохе, путешественница во времени, которая вернется в будущее, выполнив свою миссию, какой бы она ни была.
Нет, это не ее дело, женат Селик или не женат, решительно говорила себе Рейн, стараясь не прислушиваться к ноющему сердцу, твердившему совсем другое. Его жена!
Тут подошел Селик и, увидев его в боевых доспехах, она забыла и боль, и гнев. Тревога пронзила ее, и она прижала ладонь к груди, успокаивая колотящееся сердце.
Он был не в кольчуге, как за день до этого, а в толстой кожаной куртке с короткими рукавами, доходившей ему до середины бедер и надетой поверх тяжелой шерстяной туники и черных штанов. Широкий серебряный пояс с огромной застежкой подчеркивал его восхитительно тонкую талию. Пояс, как она прикинула, должен был весить не менее десяти фунтов и стоил дорого. Такие же серебряные нарукавники охватывали предплечья.
Длинные волосы он заплел в косу, а конусовидный кожаный шлем держал в руках, беспокойно переминаясь с ноги на ногу, пока Убби не подвел к нему оседланного Яростного.
Он был, как всегда, мрачен, что миролюбивой Рейн совсем в нем не нравилось. И он был такой… такой соблазнительный, что ее чувственность, которой она обыкновенно не давала воли, мгновенно проснулась. Сейчас бы одну свободную минутку.
Она бездумно потянулась к нему, мечтая дотронуться до его солнечно-теплой кожи, но вдруг заметила, что его губы подрагивают в знакомой усмешке, и отшатнулась.
— Ты так быстро передумала? Может быть, хочешь прямо сейчас… заняться сексом?
— Нет, не хочу.
В Новый Йорк бы на минутку, возлюбленный мой.
— В самом деле? Ты смотришь на меня как голодный зимний кот, у которого из-под носа увели миску со сметаной.
— Ты переоцениваешь себя.
Да уж, переоценивает! Теперь ясно, чему быть, того не миновать.
— Давай обсудим это попозже, когда я…
Он оборвал себя, так как прискакавшие воины ждали его приказаний.
— Позаботься о Тайкире и других раненых, пока меня не будет.
Мягкая обольстительность исчезла из его голоса. Теперь он всего-навсего отдавал приказ.
Рейн кивнула, оглянувшись на единственный оставшийся «больничный» шатер, и только тут смысл его слов дошел до нее. Она беспокойно заглянула ему в глаза.
— Ты нас оставляешь?
Он кивнул.
— Мы должны получше замаскировать дорогу сюда и принести еды, если, конечно, сможем ее найти, ведь животные не так глупы, чтобы спокойно бродить возле лагеря. Тогда от нас останутся лишь кожа да кости.
Его холодный взгляд прошелся по ее телу, словно оценивая ее кожу и кости, критически взвешивая все достоинства и недостатки ее фигуры.
Ей показалось, что она видит восхищенный блеск в его глазах, и она покраснела. Великий Боже! Мне уже тридцать лет, а я волнуюсь, как пятнадцатилетняя девчонка.
— Будь здесь, когда я вернусь, — приказал он неожиданно хриплым голосом.
— А куда я пойду? — запальчиво огрызнулась она, досадуя на себя и на него за то, что так быстро поддалась его обаянию. — Ты вернешься или нет?
— Ты уже соскучилась, женщина?
Спаси его, опять услышала она голос.
Рейн не могла точно сказать, был это ее собственный голос или голос сверхъестественного существа, но ей это не понравилось.
— Почему ты вздрогнула? — тихо спросил Селик, подойдя ближе, так близко, что она смогла ощутить запах кожаной куртки и его собственный мужской запах.
Его теплое дыхание ласкало ей лицо, когда он наклонился и, почти касаясь ее, шепнул:
— Может быть, это я делаю тебя нервной?
— Нет. По-моему, со мной говорил Бог, — взволнованно прошептала она, — и это поразило меня.
— Я ничего не слышал. — Он поднял глаза к небу, а потом скептически посмотрел на нее. — Бог часто говорит с тобой?
Она тряхнула головой.
— Нет, этого никогда не было до моего появления здесь…
— Чтобы спасти меня, — закончил он за нее, печально качая головой. Почти незаметный проблеск надежды, вспыхнувший в его глазах, пропал. — Почему ты упорствуешь в этой глупой выдумке? Я недолго верил в Бога и, конечно, в немилости у него.
— Ты христианин? — удивленно спросила она.
— Нет. Но был им одно время. По крайней мере, архиепископ Хротвеард крестил меня в католической церкви в Йорвике, как многих скандинавов, которые выполняли христианские обряды и в то же время не отказывались от старой религии. Но я больше не верю. Никому. Даже самому себе. Я — ничто.
— Ничто?
Рейн содрогнулась от такого самоуничижения, да еще совершенно искреннего. Селик пожал плечами.
— Самое опасное существо. Разве может быть большее оскорбление для любого мужчины, будь он саксом или викингом? Существо без надежды на спасение.