Преступный викинг
Шрифт:
С коротким смешком Селик повернул ее на спину и прижал своим телом к земле.
— Твой сварливый язык, девочка, не доведет тебя до добра. Думаю, он будет слишком кислым на вкус.
Ветки, трава и земля на славу разукрасили ей лицо и испачкали шелковую блузку.
Она с яростью стала тереть рот, и Селик на мгновение забыл причину своей злости — так восхитительно притягательна была женщина, лежавшая под ним. Он потрогал золотистые пряди, рассыпавшиеся по ее плечам. Они были мягкими, как шелк, и светились, как янтарь, и он снова и снова пропускал нежные
Карие, как темный мед, глаза женщины смотрели на него вопросительно и немного удивленно, как бы спрашивая, что он собирается делать дальше, и Селик никак не мог оторваться от них. Они наполняли теплом его душу, и он стал вспоминать, когда еще чувствовал подобное? Acmpuд, тут же понял он и опять ожесточился.
Только сейчас Селик сообразил, как глупо себя ведет, словно какой-нибудь пьяный болван, решивший позабавиться с красоткой. А ведь саксы, эти гончие псы, наступают на пятки. Он вытащил из-за перевязи кинжал и приставил его острие к глее Рейн.
— Что ты здесь делаешь, женщина?
— Что я делаю? Я не могу пошевелиться, — огрызнулась она.
— Не шути так. Отнесись-ка к своему положению посерьезнее. — Он сильнее прижал блестящее лезвие к ее шее, и из-под него потекла тонкая струйка крови, похожая на пролитое на чистый первый снег вино. — Мне плевать на твою жизнь…
— Не сомневаюсь! Тебе не кажется, что ты переигрываешь? — презрительно спросила глупая ведьма, как будто совсем не испугавшись его. — Кроме того, я думаю, будет неприятно, если ты не сможешь перерезать яремную вену. Я предлагаю тебе выбрать лучше почку или диафрагму.
Она показала две точки на теле, которые, как знал Селик, были такими же смертельно опасными, как кровеносный сосуд на шее. Но откуда обычная женщина это знает? И что такое диафрагма?
Рейн заметила смущение на лице Селика. Неожиданно она услышала голос, звучавший у нее в голове. Спаси его.
Совершенно этому не удивившись, Рейн пристально посмотрела на сурового воина.
— Ты действительно сможешь меня убить, Селик?
— В один миг.
— Я так не думаю, — убежденно проговорила Рейн. — И кроме того, хотя ты ведешь себя как медведь, я тебя не боюсь.
— Ты поистине слабоумная.
Рейн пожала плечами, стараясь не обращать внимания на слова, повторявшиеся в мозгу. Спаси его, спаси его, спаси его…
Селик нахмурился, казалось, раздраженный ее храбростью. Что он, дурак, и не слышит, как у нее стучат зубы?
— Откуда ты знаешь мое имя? Почему ты оказалась здесь?
— Не знаю, — поколебавшись, ответила Рейн. — Я думаю… Думаю, меня послал Бог.
Селик недоверчиво фыркнул.
— Зачем Богу посылать тебя сюда?
— Спасти тебя, — робко предположила Рейн.
— Меня? Бог не заботится о таких, как я. — Он долго смотрел на нее, прищурившись, потом вложил кинжал в ножны и спросил нехотя, как бы заранее ничему не веря: — Спасти меня от чего?
— От самого себя.
Селик в изумлении хлопнул себя по лбу ладонью. Все еще стоя на коленях возле нее, он откинулся назад и закатился в хохоте.
Рейн не удивилась, что Селик ей не поверил. Да и кто бы поверил, не зная всех обстоятельств? Она быстро опустила глаза, чтобы скрыть разочарование, и стала ждать, когда у Селика кончится приступ неодолимого хохота.
Наконец он вытер глаза и тряхнул головой, пораженный ее невиданной заносчивостью.
— Невероятно. Женщина объявляет себя ангелом-хранителем. Сладчайшая Фрея! Должно быть, сегодняшняя битва расстроила мой разум. Может у тебя помутилось в голове от ушиба?
Он внимательно осмотрел шишку у Рейн на лбу, ведь он совсем ничего не знал о том, что случилось через тысячу лет в музее викингов. Или это было сегодня утром? Рейн нахмурилась, не веря сама себе.
Селик все еще смеялся. Рейн прищелкнула языком, показывая, что не желает больше терпеть его дурацкое хихиканье. Святое небо! Ее слова не так уж смешны.
На самом деле, она была не очень раздосадована. Несмотря на преследование саксов и угрозы Селика, она вернула себе душевное равновесие и ей было на удивление покойно рядом с безжалостным викингом, как будто она наконец обрела свое место в жизни.
Кроме того, она понимала, у Селика был очень трудный день… Возможно, даже не день, а много лет. Об этом говорили и шрамы, и следы переломов, и пустота в глазах. Рейн ненавидела жестокость Селика, но она не могла не восхищаться человеком, в котором видела великолепный тип мужчины, жестоко изуродованного жизнью, но все еще покорявшего природной красотой.
Спаси его.
Рейн чуть не застонала вслух от настойчивости внутреннего голоса. Ну как ей проникнуть в абсолютную пустоту его глаз? Захочет ли он открыться ей?
— Моя мама была права насчет тебя, — прошептала Рейн, все еще прижатая к земле его телом.
Селик поднял бровь.
— Ты великолепен.
Он фыркнул:
— Не имеет значения. И не пытайся опутать меня своими презренными чарами. Бесполезно. Наименьшее из всего, что я потерял, — моя внешность. — Он поколебался, как будто что-то обдумывая. — Твоя мать… Я ее знал?
— Думаю, да. Ее звали Руби… Руби Джордан… до того как она вышла замуж.
— Ах! — Селик вскочил, не сводя с Рейн свирепого взгляда. Он грубо поставил ее на ноги и вдруг заметил приколотую к блузке брошь.
— Где ты это стащила?
— Мне ее дала мама.
— Не может быть. — Он в замешательстве потер лоб. — Нет, не Руби. Ты не можешь быть ее дочерью. Или дочерью Торка.
Он изучал ее лицо, отыскивая черты сходства, которые, Рейн это знала, найти было нетрудно, стоило только захотеть. Неожиданно Селик что-то вспомнил. Прежде чем она успела среагировать, он ухватился за отворот блузки и распахнул ее, не думая о том, что она разорвется или отлетят пуговицы.