Претендент на престол
Шрифт:
Члены бюро повскакали на ноги и, вытянув шеи, смотрели на распростертое жалкое тело. Шевчук лежал, держа перед собою двумя руками клок сукна и буденовку, словно торговал ими.
– Кто-нибудь из медиков есть среди нас?– растерянно спросил Ревкин, - Раиса Семеновна!
Раиса Семеновна наклонилась над телом, и стоявшим сзади стали видны ее толстые ляжки, туго обтянутые резинками голубых трикотажных рейтуз.
– Пульса нет, - сказала Раиса Семеновна, с трудом разгибаясь.
32
Сделали
– Петр Терентьевич, - сказал он, семеня рядом с Худобченко, - мне очень жаль, что так получилось.
– Та брось, - махнул рукой Худобченко.– Ты тут ни при чем. Никто ж не знал, что у него такое слабое сердце.
– Ну так, может, все же пообедаешь с нами?
– Не, не, не могу, друже, дела, - решительно отказался Худобченко. Иди продолжай заседание, а меня провожать не нужно.
Он пожал Ревкину руку, но без обычного дружелюбия и пошел дальше. Ясно было, что он хочет устраниться от происшедшего. Проводив Худобченко взглядом, Ревкин постоял на лестнице и стал подниматься обратно. Тут на него чуть ли не налетел Борисов с какими-то бумагами в руке.
– Ты куда?– спросил его Ревкин.
– Да я... вот... тут...– Борисов растерялся и прятал глаза.– Вот, наконец нашелся он.– Петр Терентьевич забыл.– И кинулся мимо Ревкина вниз по лестнице.
Быстро поднявшись к себе, Ревкин увидел в окно, как Борисов, стоя раздетый на холодном ветру, совал бумаги Худобченко, садившемуся в машину. Потому, как Худобченко принимал из рук Борисова эти бумаги, ясно было, что он их не забывал, что он их видит впервые.
"Что-то против меня, гад, написал", - подумал Ревкин о Борисове.
Потом уже стало известно, что в то утро, перед заседанием бюро, Борисов попрощался с женой и дочерью и жене сказал, уходя: "Ну, Манька, иду на страшное дело. Теперь или грудь в крестах, или голова в кустах".
Борисов вернулся в кабинет. Ревкин пытливо посмотрел на него, но тот снова отвел глаза.
– Ну что ж, товарищи, - вздохнув, сказал Ревкин, - у нас тут произошла неприятная история, я надеюсь, что она останется между нами. Я не хотел бы вас пугать, но предупреждаю: каждый, кто вздумает болтать о том, что здесь произошо, будет привлечен к партийной ответственности. А теперь продолжим. На очереди у нас персональное дело товарища Голубева. По этому вопросу слово имеет товарищ Чмыхалов. Давай, Чмыхалов, только покороче, мы и так, - он посмотрел на часы, - задержались.
Поднялся Чмыхалов. Немного смущенный случившимся, он, глядя в бумагу, пробубнил обвинения против Голубева. Они сводились в общем к тому, что Голубев с некоторых пор стал игнорировать решения партийных органов, товарищескую критику воспринимал болезненно, в конце концов дошел до того, что сорвал намеченный райкомом срок уборки. Когда ему на это было указано, Голубев отвечал грубо, в присутствии беспартийных колхозников отпускал язвительные замечания, тем самым дискредитируя в глазах масс руководящую роль партии.
Голубеву вспомнилось: был он в прошлом году в большом городе. Машина сбила пешехода. Движение остановилось. Сбежался народ, подъехали милиция и "скорая помощь". Сбитого увезли. Промеряли что-то рулетками. Засыпали кровь песком. Подмели. Регулировщик взмахнул палкой, и движение восстановилось. И так же катили спошным потоком машины. И так же торопились прохожие. Словно ничего не случилось. Голубев вспомнил Шевчука. Он лежал у стола, будто сбитый машиной. "Господи!– думал Голубев.– Вот и я помру когда-нибудь от страха перед начальством..."
– Голубев!– дошло до его слуха.– Вы что, оглохли? Голубев поднял голову и увидел, что все глаза устремлены на него.
– Товарищ Голубев, - повторил Ревкин, - я вас спрашиваю в третий раз, хотите ли вы что-нибудь сказать?
– А чего говорить?– спросил Голубев.
– Как - чего? Вы слышали выступление Чмыхалова? Хотите что-нибудь возразить по поводу сказанного?
– Можно и возразить, - подумав, сказал Голубев.
– Только покороче, - вставил Борисов.
– Можно и покороче, - согласился Голубев. Вскочил Неужелев.
– Товарищи, я предлагаю установить регламент. Мы тут и так много времени потеряли.
– Какой регламент вы предлагаете?– спросил Ревкин.
– Пять минут.
– Пять много, - заметил Борисов, - достаточно трех.
– Товарищ Голубев, - повернулся к нему Ревкин, - хватит вам трех минут?
– Еще и останется.– Голубев встал, медленно пошел к первому секретарю.– Вот, получите, - сказал он и, положив партбилет на стол перед Ревкиным, пошел к выходу.
– Товарищ Голубев! Товарищ Голубев!– закричали вместе Ревкин и Борисов.
Голубев махнул рукой и вышел за дверь. Члены бюро растерянно переглядывались, не зная, как реагировать на столь неожиданный поступок.
– Это провокация!– вдруг не своим голосом завопил Неужелев.– Мы должны его немедленно остановить!
Борисов, не дожидаясь дальнейшего развития событий, кинулся вслед за Голубевым. Он догнал его уже на улице, где Голубев, отаязав свою лошадь от забора, влезал в двуколку.