Превосходство
Шрифт:
Интересно, симпатичной и снисходительной Катя будет всю съемку, или только в начале, а потом начнет кричать от страха?
— Выходит, ты сам будешь обрабатывать эти видео?
В ответ на вопрос Кати улыбаюсь.
— Ага. Добавлю компьютерные спецэффекты, все такое. Ну, чтобы страшно было.
— А на что снимаешь?
С извиняющейся улыбкой развожу руками:
— Профессионального оборудования у меня тоже нет, так что будем снимать на телефон. Как только заработаю на Кошмарах — куплю себе нормальную камеру. Возможно, даже GoPro какой-нибудь поновее, с держателем на шлем. Держатели
— А зачем так много камер?
— Не люблю переснимать и редактировать, а одну камеру легко заляпать, заслонить, на ней может сесть батарейка или она может заглючить, в конце концов. Вдобавок, наверняка будет реалистичнее, если звук будет одной дорожкой, как и путь, по которому ты идешь. Есть зрители, которые готовы перемотать сотню раз видео, чтобы найти момент, где ты дважды бежишь по одному и тому же месту, и сломать ореол мистики заявлением, что рассекретил тебя. Понятное дело, все в глубине души понимают — нет никакой мистики, есть только монстры в виде Кошмаров, но когда в комментариях скидывают посекундный разбор твоего видео с кривыми склейками, ты проигрываешь сразу — даже часть твоей преданной аудитории может разочароваться и уйти.
Сказал какую-то дичь, но девчонка вроде поверила.
— И так, что нам нужно будет сделать? И почему мне приказали сопровождать тебя, если ты будешь снимать «видосы»?
Я давно заучил ритуал Эклектики и мог нарисовать его без взгляда на экран мобильника, так что подготовка закончится за пять минут. Главное — укоротить свечу, хватит и пары сантиметров. Как там сказал мэтр при первой встрече? «Ты должен создать какую-нибудь городскую легенду, вложить в нее уязвимость создаваемого Кошмара и только после этого зажечь свечу. Убей то, что появится из-за грани, это ослабит существо в Больнице». Вроде так. Или он еще говорил, сколько именно нужно держать свечу зажженной? Черт, не помню.
— Может, беспокоились, что на меня может кто-то напасть? Я просто попросил обеспечить мне хорошего искателя и заплатил деньги. А по поводу цели: дойдем до одной заброшки и попробуем заснять видео там. Реквизит уже подготовлен. Кстати, прости за вопрос — у тебя нет проблем с сердцем? Просто если есть, лучше сразу скажи.
Одно дело — просто попугать человека, а другое — всерьез рисковать его жизнью. Хотя, тогда Эклектика бы не выбрал ее, верно?
— Нет, я таким не страдаю, и реквизит меня не напугает, не бойся. Я искательница, я Кошмары убивала.
Ну вот и ладно.
Пока разговаривали, дошли до нужного места. Двухэтажное заброшенное общежитие. Стены подпалены — кто-то развлекался, бросая стеклянные бутылки с бензином. Входной двери нет, вместо нее деревянный щит.
Пока Катя разглядывала дом, я успел призвать шкатулку и надеть браслет для телепортации — второй находился на руке моего второго тела на Островах. Лучше иметь средство отступления на крайний случай. Туманный Кошмар — та еще гадость.
— Поможешь? — Протягиваю девчонке телефон.
— Да, конечно. Как тебя снимать?
— Да на обычное видео, как умеешь. Просто иди за мной и снимай, а дома я уже обработаю. Добавлю эффе-ектов разных, осветлю его — сделаю все, как надо. Своим телефоном можешь подсвечивать.
Я отодвинул щит, повел рукой, приглашая девушку пройти первой, и задвинул щит за нами. Мы пошагали по пыльному темному коридору. Мой телефон работал в качестве камеры, телефон Кати в качестве фонарика.
Катя снимает.
— Дамы и господа, сегодня мы с Катей, моей хорошей знакомой, исследуем заброшенное здание, которое во время двухтысячных назад было местным студенческим общежитием. История этого места довольно проста и незатейлива, и она расскажет об одном мальчике. Мальчик был нежеланным ребенком. Он ощущал враждебное отношение родителей, которые не планировали детей, и сам вырос бесчеловечным.
Останавливаюсь посреди коридора, достаю мел и ловко вычерчиваю знаки на полу. Меня будто что-то направляет, подталкивает руку, не давая ошибиться. Заляпанный грязный пол расцветает белыми штрихами, будто порезами.
— А можно себя снять?
— Да, попробуй.
Катя переключает камеру, смотрит в телефон и разочарованно вздыхает:
— Черт… Выгляжу, как растрепанная барабашка. Мы же сможем это переснять позже?
— Да, конечно, — киваю. — Только давай переснимем уже после того, как закончим?
Ничего мы «после» не переснимем. Вряд ли нервы Кати окажутся столь железными, что она согласится что-то снимать после увиденного.
— Так, а это ты сейчас что делаешь? — Спросила девушка.
— Последние штрихи, — сказал я, ставя свечку. — Это для антуража. И давай пока закончим с вопросами? Все-таки это в сеть попадет, и мне хочется напустить мистики, чтобы люди сами сделали вывод, что это ритуал.
— Хорошо, извини. Это тогда тоже переснимем. Если хочешь, я заново сниму все, только молча.
— Нет, не нужно.
Как только я зажег свечу, по спине прополз холодок. Судя по лицу девушки, она почувствовала то же самое.
— Все в порядке? — Заботливо спрашиваю я, косясь в угол. По углам теперь клубился туман, но видел его только я — когда на туман наводила фонарь Катя, тот исчезал.
— Да, нормально, — спокойно пожимает плечами девушка.
Мы дошли до конца узкого коридора, и оказались в большом пустом холле. По затылку пробежались мурашки — когда я бывал здесь пару лет назад, в конце холла была лестница. Значит, ритуал уже сработал, и этот холл находится не на Земле.
Сквозняков не было, а вот холодок ощущался. В воздухе едва уловимо пахло жаренным мясом. Я не стал разбираться, откуда прилетел этот запах, с какого-нибудь далекого ресторана или с потустороннего мира — просто решил включить запах в историю, переплетая его с фактами.
Катя была спокойна: молча осветила холл и посмотрела на меня, будто спрашивая — куда дальше? Киваю ей на второй коридор и продолжаю историю.
— Странности начались, когда ему было восемь — домашние животные этой семьи пропадали, а потом их находили мертвыми в мусорных баках за домом. Мальчик сознался — ему интересно, что находится внутри них, что заставляет их работать. Услышав такое откровение, отец, который несмотря на свое отношение к сыну, ни разу не поднимал на него руку, ремнем высек парнишку до крови. Ему казалось, он выбивает дурь из сына, но на самом деле он выбивал из сына человечность.