Превращенная в мужчину
Шрифт:
Только Ян ничего этого не замечал.
Впервые графиня взяла его с собою на соколиную охоту. Это было самое любимое ее дело и лучший ее подарок. Ее единственное удовольствие.
Графиня размышляла: чем удержать юношу, если он не пристрастится к соколиной охоте? Обширно и красиво поместье Войланд, молода и пышно расцветает его наследница. Но и то и другое он может найти где-либо в другом месте на свете. Но где он еще найдет взлетающих к небу соколов?
И Эндри понимала это. Поэтому-то и должна была она изучать соколиную науку. Взлет соколов. Войланд и она — все это было одно, неразрывно связанное. И бабушка собиралась с улыбкой передать своему внуку этот королевский подарок.
Был поздний март, когда приехал Ян. Уже распускались первые почки. В Войланде воцарялась весна.
Эндри свела Яна в Лесной Дом. Она могла ему показать, чему научилась. Она позвала сокола-самца Бриттье, прыгавшего на кухне у ног жены Гендрика. Взяла его на перчатку и представила кузену. И этот терцель, смирный, как овечка, с женщинами, но едва дававшийся в руки самому Гендрику, тотчас же дозволил Яну потрогать себя. Не очень охотно и любезно, но все-же дозволил. Ян почесал ему, как попугаю, темя и шею — ласка, к которой сокол совершенно не был привычен.
Он отнял голову и даже ударил острым клювом, но в воздух, а не в палец. Затем он взлетел к Яну на плечо и, так как Эндри надела кузену перчатку, перелетел; к нему на руку. Эндри массировала птицу, и Ян сделал то же. Терцель спокойно снес это, точно знал его многие годы. Это был огромный успех для Яна.
Вечером Эндри обо всем рассказала бабушке.
— Бриттье при этом мурлыкал, — сказала она. — Дрюкье Лер слышала, как он мурлыкал.
Графиня улыбнулась.
О, она знала, что из Яна выйдет прекрасный соколиный охотник! Она это почувствовала, так же, как и Бриттье. И она легко погладила Эндри по волосам и по щеке.
— Бриттье полюбил его, — сказала она тихо, — любишь ли ты также?
— Да, — ответила Эндри и покраснела, но вовсе не из-за этого «да». Оно было естественно. Что другое могла она сказать? Она покраснела потому, что бабушка к ней наклонилась и она внезапно почувствовала: сейчас бабушка поцелует.
Но графиня Роберта не поцеловала свою внучку. Раньше этого никогда не делала, не сделает и теперь.
Легкими пальцами она погладила ее по волосам, по лбу и по щекам.
Как бабушка распорядилась, так Эндри и повела своего кузена на соколиную охоту. Вначале взяла только пару перепелятников, одного дербника, а из благородных птиц только двух соколов — и то терцелей. Били сор ок.
На другой день они взяли Гендрика и пошли с перепелятником и маленькой ястребицей Геллой. Увидели куропатку. Эндри спустила перепелятника Стеффи. Та сбила куропатку и вернулась к девушке на руку. Гелла взяла быстро удиравшего зайца. Она ухватила его сзади обеими лапками. Так силен был прыжок зайца и так быстр взлет в том же направлении ястреба, что Гелла подняла зайца и пронесла его в воздухе над землей на расстоянии целых десяти шагов.
Глаза Яна заблестели:
— Нравится тебе? — спросила Эндри.
Он молча кивнул головой.
Гелла вернулась на перчатку Эндри. Гендрик схватил зайца. Тот не был ранен. Ястреб только поцарапал кожу. Он убивает, лишь когда бьет в сердце. Гендрик потрепал зайца по животу:
— Молодая зайчиха! С полдюжины зайчат в брюхе. Не ожидали они, что в столь раннем возрасте сделают воздушную прогулку!
Он посадил зайчиху на землю, но та от страха не двигалась с места.
— Не бойся, заинька! Опасности нет, беги, беги!
Зайчиха осторожно сделала один шаг, другой и стала улепетывать во все лопатки.
После этой охоты Ян целый день возился с ястребами. Кормил их, прикармливал, массировал, выносил против ветра. Когда они вечером вернулись в замок, графиня очень радовалась:
— У него Войландская кровь.
Но эта кровь не мешала Яну Олислягерсу быть чем-то, очень озабоченным. Он получал временами письма и тогда становился ни на что не годным. Бабушка мудро не спрашивала его ни о чем. Он может ехать куда хочет, но, быть может, он желает увидать травлю цапель?
Ян остался… Сокола удерживали его. Быть может, и Эндри. Он все еще, впрочем, видел в ней ребенка. Ни разу не обратил внимания, что она уже давно расцвела… Росту такого же, как и он сам. Но от нее исходило что-то, что успокаивало его, отвлекало от мучивших его мыслей. А чувства его спали, он мечтал об иной, которая находилась вдали.
Не то, чтобы он не замечал юной красоты Эндри. Нет, он дивился ей, но тотчас же забывал.
За ужином они сидели теперь уже рядом с бабушкой, а не так, как раньше, ниже ее. Графиня забыла свой платок. Эндри вскочила, чтобы подать его. Когда она вернулась, взгляд Яна упал на нее:
— Бог знает, — воскликнул он, — как ты выросла и похорошела, Приблудная Птичка!
— Ты это только теперь заметил, — усмехнулась бабушка, — хотя целые недели проводишь с ней вместе!
— И уже три раза это мне говорил, — воскликнула Эндри, — теми же словами.
Это его смутило. Он вспомнил, что действительно уже один раз это заметил и сказал ей.
— Я забыл, — пробормотал он.
После ужина они пошли в Рубенсовский зал. Он подбросил в камин несколько поленьев. Эндри близко подошла к нему и схватила за руку.
— Может быть, ты мне скажешь, что с тобой? — прошептала она.
Он оттолкнул ее.
— Ничего, ровно ничего. И, кроме того, тебя это не касается.
Пришла бабушка. Он пододвинул ей кресло к камину. Посыпались на пол книги. Те старые книги о соколиной охоте, которых Эндри не могла прочесть. Ян взял их, перевел ей заглавия.
— Невероятно, как ты необразована! — стыдил он ее.
— Оставь ее, — сказала бабушка. — Жизнь длинна — много времени для ученья. Ты мог бы ее поучить, если хочешь.