Прежде, чем умереть
Шрифт:
— Откуда знаешь? — осведомился Павлов.
— Часто зажимают.
ЗиЛок сбавил ход и покатил, всем своим видом демонстрируя готовность пассажиров к мирному диалогу. Пара устрашающего вида вышек, сваренных из железнодорожных рельсов и массивных стальных плит, как цапли клювами, повела стволами КПВ в нашу сторону.
— Может, стоило всё-таки флаг Легиона вывесить? — замандражировал Павлов, наблюдая по сторонам вросшие в землю ржавые детали со здоровенными рваными дырами.
— Поверь, им срать на флаги.
— А на что не срать?
— Сбавь
Павлов осторожно помотал головой, переводя взгляд с одной вышки на другую:
— Этот мужик идёт к нам, — кивнул он на часового.
— Продолжай ехать, только педали не перепутай со страху. И помалкивай, говорить буду я.
Часовой остановился и, дождавшись, когда машина подкатится ближе, жестом приказал тормозить.
— Какие люди, — заглянул он в водительское окно, зыркнув чёрными глазами из-под смоляных кудрей, укрытых капюшоном. — Неужто Коллекционер собственной персоной?
— Он самый, — высунулся я из-за плеча лейтенанта, пытаясь вспомнить эту наглую цыганскую рожу. — Погоди... Воронок, ты?
— Хорошая память, — сверкнул тот золотыми зубами.
— Да уж. Я же тебя в последний раз совсем пацаном видел. Гляжу, ты с тех пор приподнялся, — кивнул я на лычки десятника.
— По какой надобности к нам? — хамски проигнорировал цыганёнок мою любезность.
— Мы разыскиваем кое-кого, хотим справки навести.
— Раньше ты этим один занимался, — смерил Воронок неодобрительным взглядом Павлова. — Чего он такой, будто свиней в хлеву ебал?
— На самом деле, ты не далёк от истины, — хлопнул я скрежещущего зубами лейтенанта по плечу. — Никак не могу хорошие манеры привить, диковатый малый, но не буйный. Ванюшкой звать. В неполной семье рос, с мамкой и дедом, отца не знает, и, сдаётся мне, это оттого, что дедуля мамашу и обрюхатил.
— С кем не бывает. А второй кто?
— Это Станислав, о родословной не знаю, но парень неплохой, если не убивать его подружек.
— Где-то я про тебя слышал, — прищурился Воронок, глядя на Стаса.
— В муромской ориентировке, — процедил тот.
— Точно! Это ж за тебя совсем недавно кучу золотых обещали!
— Да, но ты опоздал, обещания выполнять уже некому.
— Знаю-знаю, — одобрительно покивал цыган, и вернул своё внимание моей скромной персоне: — Надеюсь, не с пустыми руками приехал?
— Обижаешь. Ну-ка, Ванюша, дай дяде Колу вылезти и продемонстрировать знаки нашего безмерного уважения к добрым гражданам славного города Навашино, — перебрался я из кабины в кузов и извлёк из-под брезента внушительного вида алюминиевый кейс, после чего раскрыл тот перед изумлённым взором Воронка. — Годится?
— Солидно, — покивал цыган, поджав губу.
— И для тебя кое-что есть, — вернул я кейс на место и выудил из закромов лоснящийся смазкой новенький АПС.
— Ого, — принял Воронок презент, расплывшись в алчном оскале, — вот удружил так удружил. Шершавый! — заорал он вдруг, обернувшись к КПП, и свистнул так, что у меня в ушах зазвенело. — Сопроводи дорогих гостей до канцелярии и проследи, чтобы всё оформили, как положено, — велел свистун опрометью примчавшемуся доходяге, который без лишних слов тут же запрыгнул в кузов.
— Приятно иметь с тобой дело, — спрыгнул я на землю, завершив ритуал подношения.
— Кстати о приятном, — окликнул меня Воронок, — Ольга здесь.
— Да ну? — ноги сами собой дали задний ход. — Какими судьбами? — взял я цыгана под локоть и отвёл к заднему борту.
— Тоже ищет кое-кого, — недовольно оправил он бушлат. — Расспрашивает о взрывах в пустошах.
— Вот как? И от чьего имени?
— У неё верительная грамота святых. Честно говоря, я думал, и ты мне такую покажешь.
— Не в этот раз. Где она остановилась?
— В «Коммунаре». Где же ещё?
— А ей удалось что-нибудь выяснить... по поводу этих взрывов?
— Мне почём знать? Я с утра до ночи в карауле.
— Да, новости — привилегия бездельников. Ладно, и за то спасибо. Бывай, — залез я в кабину и махнул нашему кисломордому шофёру «вперёд».
— Это обязательно? — проскрипел Павлов, приведя колымагу в движение.
— Что обязательно?
— Быть таким мудаком.
— А, ты о своём камуфляже? Ну так лишняя предосторожность не помешает. Я в Навашино давно не бывал. Кто мог знать, что они ещё не окончательно деградировали?
— Хорошо, я запомню.
— Лучше запиши.
— И что это — чёрт подери — за «знаки уважения»? Ты что, винтовку ему пообещал?
— Не ему, а радушному хозяину города — бригадиру Навмаша Тарасу Семипалому. Или ты хотел придти в гости без подарка?
— Ты хоть представляешь, сколько стоит этот ствол?!
— Смотрится богато, не поспоришь. Тут направо.
— Ты же заливал, что тебе без такого инструмента никак, что-то там про угловые минуты пел, крутизну траектории...
— Вот что вы за люди такие в этом вашем Легионе? Стоит сказать, дескать, винтарь нужен, чтобы с полутора километров кому-то мозги вынести — бери на здоровье. А как человека хорошего подарком порадовать — так целая трагедия. Позитивнее нужно быть, добрее. Сейчас налево. И вообще, чего ты кипятишься, будто лично с тебя последние портки сняли? Ты больше не в своём уютном бункере, вокруг огромный дивный мир, ощути, наконец, себя личностью и привыкай иметь окружающих при любой возможности.
— Легион — моя семья.
— Вот об этом я и толкую! Сворачивай.
— Он свою семью ещё в детстве перебил, — услужливо пояснил Станислав. — Последнего чудом выжившего застрелил при мне, как собаку. Так что побереги своё красноречие для более благодарной публики.
— Это было не ради удовольствия. Зачем передёргивать?
— С ума сойти, — покачал головой Павлов, округлив глаза. — Ладно, хрен с ним, с подарком. А что за Ольгу упомянул тот цыган? Какая-нибудь несчастная девушка, которую ты продал этим зверям? Что смешного?