Прежняя рекрутчина и солдатская жизнь
Шрифт:
Въ другихъ варіантахъ это обстоятельство разсказываетъ проза:
Что татары же по городу похаживали, Что грозна-царя Ивана Васильевича поддразнивали [1] . Что и тутъ-то нашъ грозенъ царь прикручинился.1
Этому
Царь Грозный веллъ подкопы подкопать подъ казанскія стны, веллъ пушкарямъ въ т подкопы бочки зелья — пороху накласть и поставить дв зажженныя свчи, одну въ порохъ, чтобы произвести взрывъ, другую у царя, чтобъ видть, какъ скоро произойдетъ взрывъ. Сгорла свчка, стоявшая передъ царскимъ шатромъ, — а взрыва еще нтъ! Царь Грозный распалился на пушкарей:
Приказалъ грозный царь тхъ пушкарей казнить.На счастье случился тутъ молодой пушкарь, что годами еще молодъ былъ, а разумомъ можетъ и постарше всхъ.
Этотъ пушкарь сказалъ царю:
Не прикажи казнить, прикажи слово вымолвить! Въ тиши, въ погребу долго свчи теплятся, На бую на втру скоро свчи горятъ.Не усплъ молодой пушкарь слово вымолвить, какъ взорвало вс стны Казанъ-города.
Этотъ псенный разсказъ совершенно согласенъ съ офиціальнымъ разсказомъ лтописей. Стало быть вс знали, какъ шла осада, за что понадобилось такое скорое наказаніе, вс подробности этого дла. Къ самому царю, къ Грозному, да еще въ ту минуту, когда этотъ Грозный царь распалился, разгнвался, обратился молодой пушкарь съ совтомъ. Въ этой псн видно участіе, которое принималъ въ дл всякъ, даже молодой пушкарь.
Въ псн про осаду Пскова Баторіемъ разсказано все, съ начала до конца; какъ началась война, отчего, какими путями шелъ король-собака на батюшку, на Опсковъ городъ; однимъ словомъ, вся псковская компанія эта разсказана одною пснею.
Копилъ то, копилъ король силушку, Копилъ то онъ, собака, двнадцать лтъ; Накопилъ то онъ силушки — смта нтъ. Мало, смты нтъ, сорокъ тысячъ полковъ. Накопимши онъ силы — на Русь пошелъ; Онъ на Русь пошелъ, на три города, На три города, на три стольные: На первый на городъ на Полоцкій, На другой то городъ — Велики-Луки, На третій, на батюшку на Опсковъ градъ. Онъ и Полоцкій городъ мимоходомъ взялъ, А Велики-Луки онъ насквозь прошелъ; Подходитъ онъ подъ батюшку, подъ Опсковъ градъ, Становился, собака, въ зеленыхъ лугахъ, Садился онъ, собака, на золотъ стулъ, Смекалъ то онъ силушку по три дня, По три дня и по четыре: Много ли силушка убыла, А много ли силушки прибыло? Убыло силушки сорокъ ротъ, А прибыло силушки сорокъ полковъ. Тутъ же онъ, собака, возрадуется: — Охъ, вы гой еси, мои скорые хожатели, Скорые хожатели и скорые поспшатели! Мечитесь скоро въ зелевые луга, Въ зеленые луга государевы… [2] Бери свово коня Бахмута, Позжай во батюшку во Опсковъ-градъ: Во городъ възжай, не спрашивай, Ко двору подъзжай, — не докладывай, Во палата входи — не бей челомъ; Клади ярлыки на дубовы столы, За столами сидитъ воевода царевъ Карамышевъ, Семенъ Константиновичъ. — Охъ, ти гой еси воевода царевъ, Карамышевъ, Семенъ Константиновичъ! Отдай городъ Опсковъ безъ бою, Безъ бою и безъ драки великія, Безъ того угодовія смертнаго! Я на первомъ часу возьму Опскопъ градъ, На другіемъ часу стану чнстити, На третьемъ часу стану столъ становнть, Стану пить, веселиться, прохладиться, Князей твоихъ бояръ всхъ въ половъ поберу, Донскихъ казаковъ всхъ подъ мечъ преклоню, Я тебя, воевода, казнить буду! — Возговоритъ воевода царевъ Карамышевъ, Семенъ Константиновичъ: — Блуденъ сынъ король съ королевичемъ, Съ паномъ гетманомъ Ходкевичемъ, И съ воинскимъ конемъ Вороновичемъ! Не отдамъ я теб города безъ боя, Безъ боя и безъ драки великія, И безъ того уголовія смертнаго! Какъ съ вечера солдаты причащалися, Со полуночи ружья чистили. По блой зор, какъ куры пропли, Не туча съ тучей соходилася, Не зоря съ зорей сомыкалася, Соходилася два войска, два великія, Благо царя съ королевскимъ. Тутъ здитъ разъзжаетъ удалой добрый молодецъ, Еще то ли воевода царевъ, Карамышевъ, Семенъ Константиновичъ: Кому у насъ на бою, братцы, божья помощь? Помогъ богъ воевод Московскому, Карамышеву, Семену Константиновичу, Добилъ силу королевскую: Всхъ латничковъ, сиповщичковъ, Кольчухничковъ, барабанщичковъ; Насилу король самтретей убжалъ. Бгучи онъ, собака, заклинается: — Не дай, боже, мн въ Руси бывать! Ни дтямъ моихъ и не внучатамъ! И ни внучатамъ, и ни правнучатахъ!2
Здсь долженъ быть пропускъ. Авт.
Про псни временъ самозванщины, про Скопина-Шуйскаго, должно тоже сказать: и въ этихъ псняхъ видно народное участіе во всхъ длахъ; они всякому были извстны, всякъ стоялъ за ту сторону, гд омъ видлъ, по своему, сторону правую.
Теперь, какъ мной уже сказано въ начал, военная служба совершенно измнила характеръ; лучшимъ доказательствомъ тому служитъ добровольное поступленіе на службу многихъ охотниковъ. Въ самомъ дл, народъ уже хорошо сознаетъ преимущества ныншней службы, но не можетъ вдругъ отдлаться отъ прежнихъ своихъ воззрній; ему все кажется еще, что это хорошее случайно можетъ измниться. Но придетъ время, даже можетъ быть скоро, когда онъ убдится, что улучшенія въ военной служб прочны, и что доврять имъ онъ можетъ вполн. Мн случалось слышать не мало солдатскихъ бесдъ, изъ которыхъ видно, что сдланныя въ ихъ быту улучшенія они хорошо сознаютъ.
1864