Прежняя рекрутчина и солдатская жизнь
Шрифт:
Кто не видалъ, какъ этотъ безпутный людъ, съ крикомъ и гамомъ, махая краснымъ платкомъ, обнявшись съ дешевыми красавицами, окруженный не сродниками, не пріятелями, а караульщиками, здилъ по улицамъ? Разъ только въ Мценск увидали охотника, гуляющаго съ сродниками.
Просто на всхъ ужасъ нагналъ, говорилъ одинъ изъ очевидцевъ этого безобразія. — Пьяный самъ, а тутъ сестра родная пляшетъ… и тутъ мать, пьяная! Просто неподобно!
А должно быть и между этими безпутными, безобразными бывали люди, да и хорошіе люди.
— Надо охотника искать! говорилъ мн настоящій мужикъ, мужикъ стоющій, т. е. мужикъ зажиточный; а почетность въ деревняхъ даромъ не достается, и ежели мужикъ пользуется почетностью,
— Мн не случалось слышать, чтобъ хорошій человкъ пошелъ своей охотой за чужую семью наемщикомъ въ солдаты.
— Бываетъ и хорошій человкъ: не нанялся бы въ солдаты, а нужда какая пришибетъ — не самъ онъ нанимается, нанимаетъ нужда его.
— А теб и такихъ случалось видть?
— Да не знаю, какъ теб и сказать: и видлъ, и нтъ. Возили мы барскую рожь во Мценскъ; захали ночевать, а у нашего хозяина гость, тоже мужикъ. Пиръ такой идетъ!.. Во! Вдвоемъ за ночь четверть выдули: послали въ кабакъ взять четверть, а къ утру хоть бы опохмлиться осталось! Хорошо! Только видимъ: съ ними парень, такъ, лтъ двадцати пяти; онъ то и есть охотникъ. Чтожь ты думаешь? Не только, чтобы онъ за столъ слъ, а въ изб то почесть не сидлъ; все на двор стоялъ, а водки хоть бы теб каплю въ ротъ взялъ! А лицо то такое жалостливое, да такое смутливое… За этимъ и присмотру никакого: — «Этотъ говоритъ хозяинъ, — не уйдетъ. Этотъ у меня не гуляетъ»! Стало быть этотъ былъ и путный, а вотъ нанялся же охотникомъ.
Вотъ единственный случай, въ которомъ наемщикъ былъ, по подозрнію, хорошимъ человкомъ. Повторяю, что о наемщикахъ я не знаю ни одной псни, но добрыхъ молодцовъ народъ провожаетъ псней до гробовой доски.
Поймаютъ молодца, скуютъ и станутъ чествовать. Никто на него не сердится, за нимъ нтъ никакой вины, а ежели и была — ему всякая вина отпустится; но куютъ не изъ сердцовъ, а изъ предосторожности, чтобъ не убжалъ. По этому отдатчикамъ въ обязанность становилось обычаемъ ублажать гожихъ: отдатчики должны хорошо кормить гожихъ, и почти всегда поить водкой. Но эти люди не предавались такому развратному разгулу, какъ наемщики, потому что не имли воли, а главное — у нихъ оставалась семья, родина, отъ которыхъ охотникъ добровольно отказывался.
Гожаго, сковавъ, сажали на пару лошадей и везли къ пріему въ городъ, въ которомъ находится рекрутское присутствіе. А на пар лошадей мужикъ здитъ только въ одномъ еще случа — на свадьбахъ. Это обстоятельство не упущено пснею:
Посадили меня, раздобраго молодца, Въ козырныя сани, Повезли то меня только разудалаго Въ городъ — во губернью, Привозили меня, раздобраго молодца, Меня ко пріему.Все, что поражаетъ человка при пріем въ рекруты, высказано въ псн со всми подробностями:
Привели меня, раздобраго молодца, Меня ко пріему, Раздвали меня, раздобраго молодца До благо тла, . . . . . . . . . . . . . . Ставили меня, сиротинушку, Въ казенную мру. Какъ и стали они, меня сиротинушку, Они стричь и брити… Охъ, ужъ брейте вы мои кудерушки, Брейте, не жалйте! . . . . . . . . . . . . . . Привезли то меня, сиротинушку,Забрили лобъ — все еще не солдатъ, все еще онъ можетъ убжать, — съ бглеца взыску нту, пока присягу не принялъ на царскую службу. Народъ думалъ, что рекрутъ принималъ присягу на царскую службу только на 25 лтъ, а что посл 25 лтъ солдатъ воленъ идти на вс четыре стороны.
Пока не пригоняли молодаго рекрута къ присяг, всякій крестьянинъ помогалъ ему, когда тотъ задумывалъ бжать.
Забрили лобъ, пригнали къ присяг, и вотъ гонятъ молодыхъ солдатъ, —
А за ними идутъ матушки родныя; Во слезахъ они пути-дороженьки не видятъ. Какъ возговорятъ солдаты молодые: Эхъ, вы матушки, вы матушки родныя, Не наполнить вамъ синя моря слезами, Не исходить-то вамъ сырой земли за нами!А боле забубенныя головы прощались со своими разлапушками-сударушками:
Прощай, бабы, прощай двки! Намъ теперя не до васъ — Во солдаты везутъ насъ!Посмотримъ, какъ народъ смотрлъ на солдатское житье-бытье. Для этого я опятъ обращаюсь преимущественно къ народнымъ же пснямъ. Но при этомъ я долженъ оговориться. Есть два рода солдатскихъ псенъ: одн, даже при поверхностномъ взгляд въ саномъ дл, оказываются поддльными подъ народныя псни; другія — чисто народныя.
Эти псни почти не поются народомъ, а ежели и поются, то какъ псни модныя и, разумется, боле полированнымъ людомъ, напр. фабричными.
Есть другія псни, въ которыхъ говорятъ совершенно другое.
Мужикъ, поступая въ солдаты, начиналъ совершенно иную жизнь; все мнялось: образъ жизни, занятія, одежда, прическа. И надо сказать, что тогда многое было, какъ намъ кажется, не только лишнее, но иногда и вредное.
— Ныньче какая служба! говорилъ мн отставной солдатъ еще до 1855 года. — Ныньче что за служба! Нтъ, послужили-бы по нашему! Это взять теперь хоть солдатскую одежду…
Въ эдакой то одежд, да еще ученье, въ которыхъ рекрутъ не видалъ цли, да и какъ растолковать рекруту пользу учебнаго шага, пунктиковъ?
Псенъ мало, разсказовъ же про прежнія ученія вы можете иного слышать, — лишь бы была у васъ охота. Старики солдаты, — разумется, отставные, — поразскажутъ вамъ.
Въ войнамъ до-Петровскаго времени народъ прилегалъ всей душой; простая цль тхъ войнъ была понятна народу. Надо бы было указать на самую старинную русскую военную псню, на псни про владиміровыхъ богатырей, и въ особенности, на псню о Полку Егоров, но я думаю, что и безъ этого можно обойтись. Мы возьмемъ лучше псни про войны Московскаго царства. Какъ видно по этимъ пснямъ сердечное участіе народа въ этихъ войнахъ! По сборнику псенъ И. В. Киревскаго, а полагаю, что самая старинная псня солдатская про куликовскую битву. Но этой псни у меня нтъ подъ рукой, а ежели бы и была, я не имлъ бы права ее приводить. Не буду также ссылаться на псню, записанную Желзновымъ про Рыжечку, хотя эти псни и помогли бы мн. Начнемъ съ псенъ временъ Іоанна Грознаго. Псня про взятіе Казани-города сохранилась въ народ во многихъ варіантахъ и но всмъ варіантамъ видно, что народъ съ участіемъ смотрлъ на эту войну, да и видлъ народъ достаточную причину самаго гнва Грознаго на Казань-городъ.