Президент не уходит в отставку
Шрифт:
— Ты знаешь, что это не так, — мягко возразил он.
— Да, конечно, ты мой друг! — вдруг взорвалась она, поворачиваясь к нему. — Ты настоящий друг, на которого всегда можно положиться. Ты не бросишь в беде… Всегда выручишь. Не дашь в обиду, защитишь… Если я сейчас брошусь в Неву, как Катерина из «Грозы», ты, не раздумывая, кинешься вслед за мной и спасешь. И не только меня — любого! Ты честный, благородный, справедливый! Я удивляюсь: почему о тебе в газетах не пишут? Например, в «Смене»? Как это у них называется: «Наш воскресный гость»? Очерк
— Перестань, — не повышая голоса, сказал Сорока, но даже в этот предрассветный час было заметно, как он побледнел.
— А я не люблю таких… сверхположительных! — немного тише продолжала она. — Мне не нравятся голубые литературные герои, о которых в книгах и газетах пишут… Мне больше нравятся такие, которые ошибаются, спотыкаются, даже падают!.. И не краснеют, как красные девицы, перепутав Тютчева с Блоком!..
— Ты все сказала? — спросил Сорока. Он уже овладел собой и снова выглядел спокойным, чуточку насмешливым, как всегда, когда разговаривал с Аленой.
— Чего это я? — будто очнувшись, сказала она. — Ты меня чем-то разозлил…
— Я провожу тебя домой? — предложил он.
— Ладно, прояви заботу… Мне ведь одной по улицам ходить опасно, — грустно улыбнулась она. Сорока взглянул на часы: половина четвертого. Уже где-то за Смольным монастырем всходит солнце. Небо так и полыхает в той стороне, а облака уже не нежно-розовые, а ярко-багровые.
Алена пристально смотрела ему в глаза.
— Кого ты ищешь, Тима? — совсем тихо спросила она. — Девушку?
Он молчал, глядя на Литейный мост, по которому медленно ползла поливочно-моечная машина. Сверкающие струи веером ложились на асфальт.
— Она не пришла на свидание? — допытывалась Алена. — И ты очень переживаешь?
— Не очень, — улыбнулся он.
— Неужели ты способен влюбиться! — неестественно громко воскликнула она. Проходившая мимо парочка обернулась, они услышали негромкий смех.
— Ты считаешь, что не могу? — повернулся он к ней.
— Только подумать: Сорока влюбился! — На губах ее странная улыбка. — И хорошенькая она, эта твоя избранница?
— Ничего, — ответил он.
— Она, конечно, высоченная, как жердь, и мастер спорта? По гребле? Или толкает ядро?
— Скорее всего она играет на скрипке… — Он попытался сделать серьезное лицо. — Или на арфе.
— Ты даже не знаешь?
— Я ее всего один раз видел, и то она меня забрала в милицию, — сказал он.
— Ты пристанал к ней?
— Она ко мне… Точнее, ее собака.
— При чем тут милиция? — спросила Алена. В голосе ее появились раздраженные нотки.
— Видишь ли, она приняла меня за жулика, — сказал Сорока. Его стал забавлять этот разговор.
— Удивляюсь, как тебе могла понравиться такая идиотка!
— А что с нее взять? — невозмутимо пожал плечами Сорока. — Она ведь овчарка.
Алена секунду ошарашенно смотрела ему в глаза, затем нос ее сморщился, губы дрогнули, и она от души рассмеялась.
— Ты
— Теперь никого, — ответил он и, отвернувшись, снова стал смотреть на Литейный мост. По мокрому настилу проносились такси с зелеными огоньками. Где-то далеко прозвенел трамвай.
— Извини, если я тебя обидела, — помолчав, сказала она. — Я очень устала и хочу домой.
— Вот и кончилась белая ночь, — сказал он.
До ее дома они не произнесли ни слова. Когда прощались на улице Восстания, со стороны Московского вокзала показался трамвай. Высекая из проводов голубые искры, он с воем и грохотом приближался к остановке. Солнечный луч вымахнул из-за громоздкого серого здания с круглой башенкой, заставил вспыхнуть маленькие листья на старом клене и прыгнул в раскрытую форточку бурого дома с белыми колоннами.
На смену белой ночи в город пришло солнечное летнее утро.
Глава восьмая
В обеденный перерыв к Сороке подошел парень в какой-то необыкновенной рубахе, усыпанной медными заклепками. Вид у него был озабоченный.
— Послушай, шеф, — развязно обратился он. — Не видел Боба Садовского?
Боба сегодня Сорока не видел в цехе, хотя вся смена его работала. Может, взял отгул или заболел, Сороку это как-то мало волновало. И потом это вольное обращение: «Послушай, шеф…» Сороке не нравилось, когда незнакомые люди называли его на «ты». Наверняка хочет проскочить на поток без очереди. Он уже собрался было поставить нахала на место, но что-то его остановило: лицо парня показалось ему знакомым.
— Может, ты меня выручишь? — мгновенно уловив перемену настроения у Сороки и истолковав это по-своему, наступал парень. — Мне нужно помыться и проверить зажигание… Плохо на прямой передаче тянет. Будь человеком, помоги! Понимаешь, спешу… — Он оглянулся на «Жигули» цвета слоновой кости, в которых сидели две миловидные девушки, и подмигнул: — Мои люди заскучают…
Сорока наконец узнал: это был тот самый парень, который катал на «Жигулях» Алену. Еще Гарик с ним в Комарове у залива сцепился… Сороке стало неприятно, что Алена сидела в машине рядом с ним. А теперь катает сразу двоих… Странно, но они совершенно одинаковые, как две капли воды! Парень, поймав его изумленный взгляд, рассмеялся:
— Близнецы! Я и сам их не различаю…
— У меня обед, — сказал Сорока и, отвернувшись, зашагал в столовую. Навстречу попался Ленька Гайдышев. Увидев Сороку, скривился в какой-то невообразимой гримасе. Ленька проделывал такую штуку при встрече с ним уже не перный раз. Сорока остановился, загородив ему дорогу. Краем глаза он видел, как разыскивающий Длинного Боба парень подошел к «Жигулям» и, нагнувшись, стал что-то говорить близнецам, показывая рукой в сторону моечной. Две одинаковые темноволосые головки разом повернулись к нему. И выражение у них на лицах одинаковое.