Презумпция любви
Шрифт:
Он тренировал, но, видимо, не так старательно, как хотелось бы Рустаму. Чемпионат области выиграл, а на зональные соревнования не попал. Его поверженный противник будет представлять Московскую область, потому что он оказался в настоящей зоне.
Малышев сел на шпагат, склонил туловище в одну сторону, потом в другую. Вспомнил, как Светка просила его сделать это упражнение, и он, в одних только белых трусах, садился на шпагат. Как ее возбуждало это — словами не передать… Что она творила потом… Об этом лучше не думать, забыть и не вспоминать!
Но как это можно? Малышев встал на ноги, смахнул пот со лба, попрыгал, а потом принялся ходить по тесной бетонной клетке от двери до крохотного зарешеченного окна под потолком, успокаивая дыхание.
Резкий щелчок возвестил о том, что уже десять, от стены оторвались деревянные нары, со стуком превратились в более-менее приличное ложе. Эта колония считалась передовой, тут даже карцер был автоматизирован. Нары стали горизонтальными — значит, можно было открыть стальную дверцу и вытащить из бетонной ниши подушку и одеяло. В шесть утра все это надлежало вернуть в бетонную нишу, после чего открыть дверцу было невозможно, да и незачем — нары «приклеивались» к стене.
Малышев быстро застелил постель, простыней и наволочек тут не предполагалось, а лампочка светила после щелчка ровно две минуты, потом ее свет заметно слабел. Но он еще минут десять ходил в полной темноте по тесной клетке, успокаивал дыхание, а потом лег и закрыл глаза.
Он ни о чем не жалел. Что случилось — то случилось. Его крупно подставили, и понятно было — кто. Но мстить этой женщине он не собирался. Если Светланка дождется его — он докажет, что достоин ее любви. Если нет… Хотелось, и нужно было сказать — ну так нет, да почему-то не получалось. Потом, если он выйдет и узнает, что она счастлива с сыном колбасного короля или какого-то другого, не станет ей портить жизнь, но сейчас… Это ведь сейчас решается его судьба, сейчас она мучительно размышляет, ждать ли зэка, или жить припеваючи с состоятельным мужем… А его рядом нет, никак он не может повлиять на ее решение.
Такое было на чемпионатах мира по футболу. Мы можем пройти дальше, если кто-то проиграет кому-то. Но от нас уже ничего не зависит. Наши при таких раскладах всегда оставались ни с чем. Кто-то не проигрывал кому-то… Но что он может сделать, будучи здесь, в карцере, а не рядом со Светланкой?
Ничего.
Как попал, а?! Да можно ли было что-то изменить в этом гнусном раскладе? Он вспомнил…
— Ну пока, Вася. Жене привет передай.
— Санек, а сам-то чего не женишься? Тут у нас все говорят, что тебя встречает такая красотка!.. Даже сам Полевик «запал» на нее, как твоя дневная смена кончается — приезжает в магазин, сам заметил. Смотри, уведет, на хрен.
— Не уведет, Вася. В армию смотаюсь, потом и женюсь. Все должно быть честно.
— Дурак ты, Санек. В армии ни хрена хорошего, а такая красавица два года ждать точно не станет.
— Светланка — станет.
— Ну-ну… Ладно, удачи тебе, романтик. Дверь запирай, если придут бандиты — набей им морды как следует.
— Ко мне не придут, испугаются.
Он запер стеклянную дверь, включил сигнализацию и пошел в кабинет директора, где был диван и телефон, можно было позвонить и поспать. Светланке звонить не стал, суровая мамаша дома; позвонил домой. Отец сказал, что все у него в порядке, но, судя по голосу, не все было в порядке, отец был сильно пьян. Он думал в ту ночь именно об этой проблеме. Отцу нужна была женщина, чтобы забыть о продажной мамаше, но он даже думать об этом не хотел. Упрямый!.. Ему казалось, что все просто и ясно — ушла, и ладно. Они сами проживут, не пропадут. Но видимо, для отца это была слишком тяжелая травма — пятнадцать лет вместе, он столько сделал для нее и для него — и такое предательство. Отец сотворил все хорошее, что было в его жизни, отец всегда был его старшим другом, и уход матери он сам воспринял однозначно — предательство.
Теперь нужно было помочь отцу, но как?
Стук в дверь прервал его размышления. Странно даже, кого это нелегкая принесла? За стеклянной непробиваемой дверью стояли два мужика в камуфляже.
— Что надо, ребята? — спросил он, подойдя к двери.
— Террорист где-то тут скрывается, открой, нужно проверить помещение! — жестко сказал высокий.
Второй был поменьше ростом, но пошире в плечах.
— Тут солидный магазин, какие террористы?
— Ты что, идиот, хочешь на нары?! — хрипло сказал короткий. — Открой, мы должны проверить, он где-то тут, падла…
Он увидел удостоверения сотрудников МВД, два сразу, и заколебался. Террористы в Москве теперь не редкость, то там взорвут что-то, то здесь… Но пускать ментов в свой магазин не имел права. И все же впустил. Думал — скажет, что никого тут не было за время его дежурства, они поймут и уедут. Тем более машина с мигалками стояла у магазина.
Открыл дверь, впустил двух милиционеров и тут же пожалел об этом. Высокий с ходу ударил его резиновой дубинкой по голове, короткий добавил кулаками. Он не ожидал такого, что бы ни говорили о нашей милиции, верил ей, уж такого, что она станет грабить престижный салон меха, никак не мог подумать. Они «обрабатывали» его минуты две, дубинкой, руками и ногами, а потом связали руки за спиной скотчем, рот замотали тем же скотчем.
Он плохо помнил, что было потом, но, когда очнулся, в магазине были другие менты, а шубы на вешалках изрублены ножами так, что даже профессиональный ремонт не мог восстановить их первоначальной ценности.
Дальше был полный кошмар. Он говорил, что приехали милиционеры, искали террориста, удостоверения показывали — менты ему не верили, он рассказывал о машине с мигалками, явно милицейской — они издевательски усмехались. Приехал Полевик, директор магазина, выяснилось, что ни одной шубы не было украдено, зато испорчены — многие. Налицо — диверсия против фирмы, и виноват в том, что случилось, был он один. Менты вскоре уехали, охота была им разбираться с криминальными делами, если хозяин заявил, что сам решит эту проблему? А Полевик остался.