При реках Вавилонских
Шрифт:
– Сэр, вы будете заказывать номер?
– Кабинет премьер-министра в Тель-Авиве. – Добкин не мог дать особый номер международной линии, и поэтому ему придется говорить с обычным оператором министерства. Интересно, находится ли правительство в Иерусалиме или Тель-Авиве? Но в любом случае в Тель-Авиве он сможет поговорить с дежурным офицером министерства. В коридоре вновь раздались голоса. Всего лишь вопрос времени, причем недолгого, пока они не обнаружат исчезнувшего Касыма. В телефонной трубке слышались звонки на линии.
– Кабинет премьер-министра,
– Алло! Собрание Совета безопасности проходит здесь или в Иерусалиме?
Наступила долгая пауза. Эта информация печаталась в газетах, поэтому не было причины не давать ответа на вопрос. И все-таки…
– Будьте добры, кто это?
– Генерал… – Он не знал, какова будет реакция на его имя этой телефонной дамы. – Генерал Коэн.
Она помолчала, потом продолжила:
– Я вас соединю через оператора в Тель-Авиве с оператором в Иерусалиме, генерал.
– Спасибо. – Он услышал сигнал «занято».
Должно быть, весь Израиль сейчас звонит премьер-министру, излагая свои жалобы и советы. Так случается во время каждого кризиса. Каждый израильтянин считает себя основным помощником министра.
– Все линии в Иерусалиме заняты, сэр.
– Но я звоню издалека. Дело государственной важности. Пожалуйста, продублируйте вот этим номером.
Он назвал особый запасной номер Иерусалима.
Телефон зазвонил почти сразу.
– Да, – ответил усталый мужской голос, не назвавший ни себя, ни место службы. – Кто говорит?
Вдалеке Добкин слышал голоса операторов на линии. Да уж, ночка выдалась горячая. Осознание этого принесло некоторое успокоение.
– Выслушайте меня внимательно и не вешайте трубку.
– Разумеется, сэр.
За эти вечер и ночь дежурный принял немало звонков, и почти все они не несли ничего приятного, но он даже и не помышлял о том, чтобы положить трубку, не дослушав сообщение по особой линии.
– Я генерал Бенджамин Добкин. – Он дал свое кодовое имя и номер.
– Да, сэр.
Человек нажал кнопку, и в соседней комнате трубку снял один из офицеров безопасности.
– Я звоню из Вавилона, из Ирака, оттуда, где совершил вынужденную посадку «конкорд».
– Да, сэр.
– Вы определили мой код?
– Да, сэр.
– Но, очевидно, вы все-таки не верите, что я тот, за кого себя выдаю?
– Нет, сэр.
Добкин заговорил медленно и отчетливо, хотя и не слишком громко:
– Запишите фамилии этих генералов. Если хоть один из них здесь, дайте ему возможность идентифицировать мой голос.
– Хорошо, сэр.
Добкин выпалил фамилии дюжины армейских и авиационных генералов.
– Если вы пригласите хотя бы одного из них, то он наверняка сможет идентифицировать мой голос.
Интересно, окажется ли связь прерванной где-то на линии? Будет ли оператор слушать – хотя бы для того, чтобы удостовериться, что он, этот странный генерал, все еще здесь и говорит на иврите? Как он поведет себя?
– Вы согласны, молодой человек?
– Да, сэр.
Человек
Помощник быстро нацарапал записку и передал ее премьер-министру.
Тедди Ласков открыл свой портфель и вынул оттуда шесть фотографий, на каждой из которых оказалась различима в разной степени расплывшаяся и стертая Звезда Давида, вставленная туда искусной рукой фотомастера. Он ощущал в душе какое-то странное спокойствие, скорее даже безразличие в отношении того, что он намеревался сейчас сделать. Так или иначе, подделка будет обнаружена, причем довольно скоро. Карьера Ласкова уже завершена, но после этого имя его окажется опозоренным, и он непременно попадет в тюрьму. Но поскольку обман обнаружится лишь после операции по спасению, ему все это абсолютно безразлично. Возможно ли, что ничего не всплывет и все поверят, будто эти фотографии – иллюзия или чудо? На самом деле в каком-то смысле так и есть: чудо, что его осенило – они в Вавилоне; чудо, что он до сих пор так уверен в этом настолько, что готов рисковать своей свободой и даже жизнью, не говоря уже о репутации, чтобы заставить поверить в это и других.
Ласков подровнял и без того аккуратно сложенную на столе стопку фотографий. Взгляд его задержался на Талмане, стоящем в другом конце комнаты. Тот выглядел грустным, а вернее, даже потерянным, испуганным, запутавшимся и виноватым. Но Талман не отвел глаз от лица товарища и даже попытался изобразить некое подобие улыбки, кивнув в знак солидарности.
Премьер-министр оттолкнул записку, даже не взглянув на нее.
– Итак, генерал, что же вы нам принесли? Цветные картинки и координаты «конкорда», сообщенные Тедди Ласкову посланником небес? Ну, вперед! Посмотрим…
Ласков, казалось, не слышал его слов.
Помощник премьер-министра настойчиво постучал пальцем по записке, и тот наконец-то удосужился обратить на нее внимание. Тут же взял ее в руки и быстро прочитал.
Бенджамин Добкин вновь услышал, как зовут Касыма. Девушка снова вскрикнула во сне. Кто-то из арабов за стеной услышал ее голос, произнес что-то неприличное и грубо засмеялся. Звук стрельбы усилился, перекрыв шум ветра, и Добкин понял, что времени осталось совсем немного. На линии раздался щелчок.
– Иерусалим, Иерусалим, вы все еще здесь?
Книга третья
Вавилон
Ворота Иштар
Выходите из Вавилона, бегите от Халдеев, со гласом радости возвещайте и проповедуйте это, распространяйте эту весть до пределов земли; говорите: «Господь искупил раба Своего Иакова».
И не жаждут они в пустынях, чрез которые Он ведет их: Он источает им воду из камня; рассекает скалу, и льются воды.