При реках Вавилонских
Шрифт:
Добкин быстро повернулся и энергично зашагал к краю косы. Оглянулся через плечо и помахал освещенным лунным светом, закутанным в длинные одежды неподвижным фигурам. Чувство нереальности происходящего вновь, уже не впервые, охватило его. Пейзажи, звуки и особенно запахи этих мест мешали спокойно и трезво рассуждать, думать так, как подобает военному человеку в двадцатом веке.
Добкин посмотрел в воду Евфрата. Там его ждало странное суденышко под названием «гуфа». Оно представляло собой всего лишь круглую плетеную корзину, обмазанную знаменитым вавилонским битумом. Выглядела она так, словно ее только что вымазали илом. Ей могло быть и несколько дней от роду, и несколько тысячелетий. Добкин погрузился в нее, и гуфа осела почти до краев. Молодой
Добкин быстро догадался, что гуфу не использовали, когда Евфрат был таким полноводным и быстрым, как сейчас. А через несколько минут его догадка нашла свое подтверждение, поскольку как бы Шислон ни наклонялся, шест не доставал до дна реки. Парень посмотрел на Добкина и улыбнулся.
Гуфа набирала скорость. Добкин знал, что им необходимо причалить к берегу в двух километрах ниже по течению, иначе они пропустят Вавилон и ему придется возвращаться пешком по берегу. А для этого генерал не чувствовал в себе достаточных сил. Он улыбнулся в ответ молодому человеку, который старался выглядеть очень спокойным, но на самом деле явно был испуган и не мог скрыть этого.
Еще одним вариантом, на который рассчитывал Добкин, было оказаться в Хиллахе. Там он мог найти поддержку. Можно бы отправиться прямиком в гарнизон Хиллаха и объяснить ситуацию. Они позвонят в Багдад. Но гарнизон Хиллаха и местные власти и без того должны знать, что в Вавилоне что-то происходит. Тогда почему же они не пытаются ничего выяснить?
Он задумался. Евреи не привыкли надеяться на то, что кто-то из внешнего мира окажет им помощь или проявит милосердие. Они всегда подозревают предательство и часто оказываются правы в своих подозрениях. Нет, в Хиллах идти не следует. Нужно найти гостиницу или музей, добраться до телефона и позвонить в Израиль. Только оттуда можно ожидать помощи. Только там живут люди, которым не все равно, выживут ли или погибнут их соотечественники здесь, в Вавилоне. Для них это действительно важно.
Шержи дул над водой, и отсутствие песчаной бури возмещалось его скоростью и силой. Гуфа прыгала, качалась и кренилась, и вода то и дело перехлестывала через борт. Круглое утлое суденышко постоянно вращалось, и Добкин начал ощущать подступающую дурноту. В паху не проходила боль, бедро горело. Он склонился через борт, и вся его еда, состоявшая из горячего лимонного чая и рыбы под названием «масгуф», оказалась в воде.
После этого генерал почувствовал себя немного лучше и, прислонившись к борту, сполоснул лицо. Добкин разглядел на дальнем берегу несколько огней и показал на них рукой.
– Квейриш, – произнес парень.
Сейчас уже Добкин не сомневался, что его капитана очень волнует погода. Люди с Запада всегда безотчетно доверяют местным проводникам, но на самом деле правда состоит в том, что коренные жители делают редко или не делают вовсе те вещи, которые путешественники считают обычной для них процедурой. Несомненно, Шислону еще ни разу в жизни не доводилось пересекать Евфрат во время половодья ночью, когда дует шержи.
Добкин попытался рассмотреть что-то на обоих берегах. На восточном огромные массы песка закрыли саваном землю и луну. Он знал, что для его товарищей на холме это сулит начало последнего акта еще до захода луны.
Ниже Квейриша река изгибалась, и гуфа понеслась еще быстрее. Суденышко оказалось в плену все ускоряющегося течения в узком русле. Шислон не оставлял попыток нащупать шестом дно и однажды едва не опрокинул лодку, которую поток готовился с жадностью сожрать.
Добкин пытался оценить траекторию движения, с тем чтобы угадать, когда наконец их маршрут пересечется с линией берега. Впереди он видел поворот русла
– Несчастья и победы самым тесным образом связаны между собой, – заметил Хоснер.
Берг засунул в свою трубку сразу несколько сигаретных окурков и зажег ее так, как только заядлый курильщик умеет зажигать курево на свистящем ветру.
Оба сидели, скорчившись, в том, что осталось от траншеи на восточном склоне холма. Ветер неумолимо наметал в расщелину песок, медленно и равнодушно выравнивая поверхность.
– Где же Каплан? – уже во второй раз спросил Берг.
Хоснер не мог понять, откуда Берг знает, что Каплан исчез. Возможно, от Наоми Хабер. У Берга ведь имелись свои преданные люди.
– Знаешь, а ведь во время Первой мировой войны совсем неподалеку отсюда, в местечке под названием Кут, целая британская армия оказалась осажденной турецкими отрядами. – Хоснер зажег целую сигарету. – Британский экспедиционный корпус приплыл из Индии и высадился в Персидском заливе, в устье Тигра и Евфрата. Они собирались отвоевать у Турции древние земли Месопотамии. А арабское население – и пустынные арабы, и арабы болот – действовали словно хищники: они раздевали и обирали убитых и добивали раненых. Они буквально изводили обе армии и убивали солдат, отставших от основных сил, чтобы обокрасть их. В этой истории заключен нешуточный урок, и суть его в том, что нельзя появляться на глинистых равнинах. Если мы там появимся и ашбалы нас не схватят, мы все равно окажемся в руках мародеров.
Берг поплотнее обернул шарф вокруг лица и, спрятав трубку от ветра в его складках, жадно затянулся и посмотрел на Хоснера:
– В этом я с тобой абсолютно согласен. Попозже мы расскажем об этом министру иностранных дел. Но все же, где Каплан?
– Эта история имеет продолжение, и из нее вытекает еще один урок, Исаак.
Берг выпустил дым изо рта, одновременно покорно вздохнув.
– Ну так вот, после серьезной битвы с турками британцам пришлось остаться в этом городке, Куте. У них закончились припасы. А турки осадили город, причем осада продолжалась несколько месяцев. Британские войска пытались прорвать осаду извне и несколько раз подходили к городку на расстояние всего лишь километра, но всякий раз турки отбрасывали их назад. В конце концов осажденным отрядам британцев пришлось сдаться, поскольку припасы их истощились окончательно. А самой суровой критике командир осажденного подразделения – и это указывалось в докладе военного ведомства – подвергся за то, что не организовал вылазок и набегов в лагерь турецких войск. Доклад этот призывал покончить со статичной обороной в принципе и перейти к обороне мобильной и активной. Никаких стен. Только огонь и маневры. Сейчас военная наука уже приняла это. Почему же не хочешь принять и ты?
Берг с усилием выдавил из себя усмешку:
– С трудом нахожу параллели в твоем рассказе. Где Каплан? Внизу, на склоне?
– Параллель существует, и заключается она в том, что хорошая тактика – всегда хорошая тактика, будь то Кут, Хартум или Вавилон. А кстати о Хартуме, Берг, не забудь, что в свое время британские отряды попали туда с опозданием всего лишь на один день. Но от этого ни генерал Гордон, ни его люди, ни гражданское население не стали менее мертвыми. Если помощь не придет в ближайшие несколько часов, нас постигнет та же участь, Берг. Вот мы здесь сидим и, пока никто нас не крошит на мелкие кусочки, обманываем сами себя, полагая, что находимся в безопасности. Но едва склон покроется визжащими и вопящими ашбалами, мы тут же начнем причитать, жалея, что не сделали то и не попробовали это. Поверь моим словам, Исаак, любое самое отчаянное средство, которое выиграет нам время, стоит усилий и риска.