Прибежище
Шрифт:
– Хочу успеть скосить, пока дождик снова не начался. – Он снял наушники и надел их на руль своего агрегата. – Сам знаешь, как наши поселенцы любят на это смотреть.
Папа мотнул головой в сторону оранжереи. Там, за стеклами, на откидных сиденьях и в инвалидных колясках разместилась пестрая компания иссохших и сморщенных стариков и старух. Я помахал им рукой, словно извиняясь за вторжение.
– Мне надо поговорить с тобой насчет Ребекки, – проорал я.
– Подождать можешь? Скоро стемнеет.
– Лучше сейчас.
Я протянул руку и повернул ключ
– Почему вы ее наняли?
– Так ты уже, наверное, знаешь. Она ведь тебе сказала.
Папа бросил недовольный взгляд на уродливую полоску нескошенной травы, почему-то пропущенную косилкой.
– Но ты никогда не говорил мне о каких-то своих подозрениях насчет смерти Лоры. И почему именно Ребекка? На острове, должно быть, есть и свои частные сыщики. И ты наверняка кое-кого из них знаешь. А вы наняли совершенно постороннего человека. Из Лондона.
Папа вздохнул. Это было более похоже на рычание.
– Ну, так уж получилось.
– Как это – так? Ты зашел в Интернет, поискал частных следователей, и ее фирма просто выскочила на экран? Или кто-то тебе ее порекомендовал? Или еще что-то?
Папа положил руку на ключ зажигания. Я схватил его за запястье и сжал его.
– Что ты от меня скрываешь? Что-то ведь утаиваешь, да?
Папа покачал головой. Вырвал у меня руку и потянулся за своими наушниками. Потом включил движок и резко тронулся с места.
– У матери спроси, – крикнул он, обернувшись через плечо. – Тебе лучше с ней об этом поговорить.
Маму я нашел в гостиной перед телевизором. Она стояла, опустившись на колени, возле одной из наших новых обитательниц, старой леди в свалявшемся парике и полуспущенных чулках, которая изо всех сил вцепилась в пульт управления. Телевизор орал на полную мощь. Его звук поднимал с постели тех, кто спал, а прочих заставлял уменьшить громкость слуховых аппаратов. Но старая леди желала сделать еще погромче.
Мама изо всех сил старалась вытащить пульт у нее из руки, но так, чтобы ее не обидеть. Это был весьма трудоемкий и деликатный процесс, но мама все делала со спокойной уверенностью, свидетелем чего я неоднократно становился в прошлом. И теперь наблюдал, как она высвободила пульт из руки старухи, звук был уменьшен, а старую леди утихомирили и успокоили нежным пожатием руки и предложением выпить чашечку чаю.
– Мам, минутка найдется?
– Конечно, милый. Пойдем со мной.
Мама сунула пульт в карман передника, и я последовал за ней через гостиную в маленькую боковую кухню. За нашим передвижением внимательно наблюдали все пребывающие в сознании обитатели приюта, находящиеся поблизости. В кухне на стойке стоял чайник с горячей водой. Мама опустила пакетик чая в металлический заварочный чайничек и наполнила его кипятком.
– Как твоя голова?
– Отлично.
– У тебя малость осунувшийся вид. – Мама положила прохладную ладонь мне на лоб. – М-да. – Потом взяла меня за запястье и пощупала пульс, сверяясь с часами. – М-да, – снова сказала она.
– И какой будет приговор?
– Тебе надо отдохнуть. Именно так я и сказала твоему отцу.
Непреклонное и суровое выражение, которое было у мамы до этого, сменилось выражением крайней усталости. Не знаю, сколько времени прошло с тех пор, как она перестала хорошо спать. Глядя на нее, вполне можно было решить, что несколько лет. Кожа на висках стала совершенно сухой и словно припудренной: показатель того, что маму снова одолевает экзема. Да и лицо было таким бледным, словно она превращалась в призрак. Контраст этих болезненных признаков с кудрявыми рыжими волосами делал ее и без того мертвенно-бледный вид еще более больным. И в весе потеряла. Лишилась былой энергии. Лишилась очень многого, что и говорить.
– Я в полном порядке, – сказал я. – Плечо немного побаливает, да и все.
– Но тебе вовсе не надо постоянно быть на ногах, сынок.
Мама повернулась ко мне спиной и стала возиться с бледно-зеленой, как в больнице, посудой на полке над стойкой.
– Я говорил с отцом насчет Ребекки, – перешел я к делу.
Никакой реакции.
– Насчет этой сыщицы, которую вы наняли, мам. Чтобы расследовать обстоятельства смерти Лоры.
У мамы опустились плечи, и она со звоном поставила на стойку чашку с блюдцем. Потом взяла себя в руки и полезла под стойку, в холодильник, за пакетом молока.
– Как Рокки? – спросила она. – Он-то рад, что ты вернулся. Ничего удивительного. Ты бы видел, как он метался по дому, пока тебя не было! Но всегда был рад перекусить, заметь.
– Мам!
По-прежнему никакой реакции.
– Мам! Нам надо поговорить.
Мама со шлепком поставила пакет молока на стойку. Из отверстия выплеснулась капля молока и расползлась по стойке.
– Ах ты, чтоб тебя!
– Вот, возьми. – Я взял тряпку, смочил водой из-под крана и протянул ей. – Мама, почему вы ее наняли?
– Послушай, Роб… – Мама сжала тряпку в руке. Так крепко, что из нее потекла вода прямо на пол. – Почему бы тебе не поговорить об этом с отцом?
– Он велел мне поговорить с тобой. Что происходит, мам? Да, то, что случилось с Лорой, – это ужасно. И мы об этом не упоминаем, что тоже понятно. И понятно почему. Но меня ситуация ранит ничуть не меньше, чем вас с папой. И если творится что-то не то, думаю, будет справедливо обо всем мне рассказать.
Мама огляделась вокруг, словно потеряла ориентацию в пространстве.
– Да, ты прав. Ты прав.
Она вытерла пролитое молоко. Посмотрела на исходящий паром чайник.
– Чай подождет, – сказал я.
– Мне вообще-то нужно…
– Расскажи про Ребекку, мама. Скажи, почему вы наняли именно ее.
Мама вдохнула воздух, глубоко вдохнула, полные легкие набрала, так что на глазах выступили слезы. Но когда заговорила, мне показалось, что каждое ее слово пробивает дырку у меня в сердце.
– Потому что об этом просила твоя сестра.