Прибрежный пират. Эмансипированные и глубокомысленные (сборник)
Шрифт:
Библиотека была просторной; над камином висела Мадонна, а по стенам шли ряды книг в поблескивающих тисненым золотом красных переплетах. На всех креслах в тех местах, где должна была покоиться голова сидящего, висели кружевные квадраты, диван был очень удобный, а книги выглядели так, словно их читали – не все, конечно, но некоторые; Салли Кэрролл тут же вспомнилась потрепанная домашняя библиотека, с огромными отцовскими медицинскими атласами, с тремя портретами двоюродных дедушек и старым диваном, который чинили вот уже сорок пять лет подряд,
– Ну, как тебе здесь нравится? – первым делом спросил Гарри. – Ты удивлена? То есть я хотел сказать: ты именно так себе все и представляла?
– Иди ко мне, Гарри! – тихо ответила она, протянув к нему руки.
После краткого поцелуя он не оставил попыток извлечь из нее восторг:
– Я имею в виду наш город. Понравился он тебе? Почувствовала, какая энергия в воздухе?
– Ах, Гарри, – рассмеялась она, – подожди, дай мне время. Не надо забрасывать меня вопросами.
Она с удовольствием затянулась сигаретой.
– Я должен кое о чем с тобой поговорить, – начал он, словно извиняясь. – Знаю, у вас на Юге принято уделять особое внимание семье и подобным вещам – не то чтобы это было не принято здесь, у нас, но ты увидишь, что здесь все немного по-другому. Я хочу сказать, Салли Кэрролл, что ты заметишь тут много такого, что поначалу покажется тебе грубым бахвальством! Помни лишь об одном: история нашего города началась всего три поколения назад. Все знают, кем были их отцы, половина из нас знают, кто их деды. Но дальше мы не углубляемся.
– Само собой, – пробормотала она.
– Видишь ли, этот город основали наши деды, и при основании многим из них довелось заниматься довольно сомнительными делами. Например, есть тут у нас одна дама, которая считается законодательницей мод в нашем обществе; ее отец был первым мусорщиком в городе – вот так…
– Подожди, – сказала озадаченная Салли Кэрролл, – ты что, решил, что я примусь кого-либо осуждать?
– Вовсе нет, – перебил ее Гарри, – и, пожалуйста, не думай, что я пытаюсь кого-либо оправдать в твоих глазах. Просто… Прошлым летом приезжала сюда одна южанка; однажды в разговоре она не совсем удачно выразилась, так что… Я просто подумал, что лучше мне тебя сразу предупредить.
Салли Кэрролл вдруг почувствовала негодование, словно ее незаслуженно отшлепали.
Но Гарри, видимо, счел тему закрытой, поскольку продолжил разговор в другом, уже восторженном ключе.
– У нас сейчас карнавальная неделя, я тебе рассказывал… Впервые за десять лет! И впервые с восемьдесят пятого года решили построить ледяной дворец. Строят из блоков самого чистого льда, который только смогли найти, – дворец будет потрясающий!
Она встала, подошла к окну, раздвинула тяжелые турецкие портьеры и выглянула наружу.
– Ах! – вдруг воскликнула она. – Там двое мальчишек лепят снеговика! Гарри, как ты думаешь: можно мне к ним, помочь?
– Что за фантазии! Иди ко мне, поцелуй меня!
Она нехотя отошла от окна:
– Кажется, здешний климат не слишком располагает к поцелуям, правда? Тут ведь особо не посидишь, не помечтаешь, да?
– Мы и не собираемся! Я взял отпуск на неделю с сегодняшнего дня; вечером будет торжественный ужин, а затем – танцы.
– Ах, Гарри, – призналась она, усевшись на диван и оказавшись наполовину у него на коленях, а наполовину зарывшись в подушки, – у меня просто голова кругом идет! Я даже не могу сказать, нравится мне здесь или нет, и я совершенно не представляю, чего здесь от меня ждут… и вообще как мне себя вести… Придется тебе все мне объяснять, милый.
– Объясню, – нежно сказал он, – но только если ты скажешь, что тебе здесь нравится!
– Нравится! Ужасно нравится! – прошептала она, скользнув в его объятия так, как это умела делать только она. – Мой дом там, где ты, Гарри!
Произнеся это, она впервые в жизни почувствовала себя актрисой, играющей роль.
В тот вечер, за столом среди мерцающих свечей, разговаривали, кажется, только мужчины, а женщины сидели, словно дорогие украшения, выглядя отчужденно и надменно; даже присутствие Гарри слева от нее не смогло создать у нее впечатления, что она – дома.
– Очень приятные люди, не правда ли? – спросил он. – Посмотри вокруг. Вон Спад Хаббард, он полузащитник, в прошлом году выступал за принстонскую команду; это Джуни Мортон – он и тот рыжий парень рядом с ним, оба были капитанами хоккейной команды в Йеле; мы с Джуни учились в одном классе. Все лучшие спортсмены в мире – из наших северных штатов. Это земля настоящих мужчин, говорю тебе! Посмотри, вон Джон Джей Фишберн!
– А кто он? – наивно спросила Салли Кэрролл.
– Разве ты не знаешь?
– Имя я где-то слышала…
– Он владеет всей пшеницей на северо-западе страны, один из величайших финансистов.
Она неожиданно обернулась, услышав голос справа:
– Нас, кажется, забыли друг другу представить! Меня зовут Роджер Паттон.
– А меня – Салли Кэрролл Хоппер, – вежливо ответила она.
– Да, я о вас слышал. Гарри мне рассказывал, что вы вот-вот приедете.
– А вы его родственник?
– Нет, я профессор.
– Ого! – рассмеялась она.
– В университете. Вы ведь с Юга, не так ли?
– Да. Из Тарлтона, штат Джорджия.
Он ей сразу понравился: темно-рыжие усы, бледно-голубые глаза, в которых читалось то, чего так не хватало остальным, – восхищение. За ужином они обменялись несколькими случайными замечаниями, и она подумала, что с ним она бы хотела поговорить еще.
После кофе ее представили множеству красивых молодых людей, танцевавших с предельно выверенной точностью движений и считавших само собой разумеющимся, что она желает говорить лишь о Гарри и ни о чем ином.