Причастные - Скрытая угроза
Шрифт:
Или это уже паранойя?
Ведь ему все, все удавалось! И на этот раз тоже. Он объехал там всех на кривой кобыле. Всесильный Бенжамен Харрис ("Харрис банк", "Харрис Трастинвест" и "Харрис инкорпорейтед") переводит в Россию огромнейшие средства. И все международные банки надувают щеки и делают вид, что помогают лечить больную российскую экономику, произносят красивые умные слова: транши, взаимозачеты, погашение процентов по долгам, отсрочка платежей, даже реституцию культурных ценностей сюда приплели, не говоря уже о мышиной возне вокруг крошечного российского контингента на Балканах. А в действительности всё решают они вдвоем: Дитмар и старина Бен. Ну если до конца честно, то не совсем вдвоем, но уж об этом-то совсем никому знать не надо, об этом даже самому лишний раз
Линдеманн прогуливался вдоль края бассейна с морской водой в своей гамбургской резиденции. День выдался необычайно сухой и жаркий. Искупаться следовало непременно, но он все ходил вдоль бортика, пережевывал по пятому разу одни и те же мысли и почему-то всерьез раздумывал, в каком месте лучше нырнуть, как будто это могло иметь какое-то значение. Да нет! Никакого значения это не имело. Просто его не отпускало ощущение подвоха: "Что-то в российско-турецких делах идет не по плану!" Он ну никак не мог понять, что именно, и это отбивало любые желания, даже в прохладную морскую воду прыгать уже не хотелось.
Тихо подошла жена Ника. Сказала по-русски:
– Давай искупаемся.
Она и была русская. Медсестричка и кандидат в мастера по барьерному бегу на сто метров из Киева, Ника приехала в Москву по путевке от своего спортклуба - на чемпионов поглазеть, себя показать. Это было в глухом восьмидесятом году. Дитмар тоже прикатил в Союз в связи с Московской Олимпиадой (на ней неплохие деньги делались многими) и страшно гордился, что КГБ его не вычислил. А их любовь с Никой была стремительной и бурной, как забег на сто метров с теми самыми барьерами. Они не сбили ни одного. Они закончили с рекордным временем уже во Франкфурте-на-Майне. Он вывез девчонку в Западную Германию из брежневско-андроповской России. Это была настоящая сказка для нее - уж он-то хорошо понимал. И он был счастлив осчастливить ее, потому что увлекся всерьез и надолго, даже, казалось, навсегда. А уж она-то как полюбила его! Слепо, неистово, безрассудно. Ничего подобного не было в жизни Дитмара. И он чувствовал безошибочно: юная Ника любит его не за деньги, не за подаренную свободу. Она просто любит его. И это было фантастически прекрасно. Он даже страдал немного от невозможности соответствовать силе ее чувства. Бизнесмен Линдеманн так не умел, он был слишком расчетлив, рационален. Но он подарил ей настоящее счастье.
И еще одну бесценную вещь умел он дарить любимой - полную искренность. До поры умел. Целых десять лет он не скрывал от Ники ничего. Она была единственным человеком, знавшим все его тайны. А вот после девяносто первого тайн стало больше, они сделались страшнее - все прямо пропорционально деньгам, - и он начал кое-что от жены скрывать, поначалу вроде как щадя ее нервыs А на самом деле? Об этом тоже не хотелось думать.
Но теперь наступил момент, когда думать надлежало уже обо всем, если, конечно, он всерьез намерен понять причину своей смутной тревоги.
– Искупаемся?
– спросила Ника.
Дитмар оглянулся на супругу. В свои тридцать семь она выглядела просто великолепно. Иные в двадцать семь так не выглядят. Наверно, он все еще любит ееs В каком-то смыслеs
– Давай, - сказал Дитмар, и они нырнули одновременно в яркую голубую воду.
Это выглядело красиво, очень красиво. Если б еще кто-нибудь мог их видеть, кроме личной охраны!
А потом - у Дитмара даже руки не просохли, а вытирать не хотелось - он лежал расслабленный на шезлонге, отогревался под теплыми лучами, когда Франц Швиммер в изящном кремовом костюме от Сен-Лорана перегородил ему солнце и виноватым голосом сообщил, подавая телефон:
– Этот человек требует вас немедленно. Очень уверенным тоном. И представляется предельно коротко: Эльф.
Дитмар вздохнул и взял трубку:
– Вот только его мне сейчас и не хватало!
3
Черная "волга" генерал-майора Кулакова проехала в ворота, открытые даже не по гудку, а по узнанному охранником издалека номеру, и, обогнув клумбу
В Москве вот уже почти месяц стояла чудовищная жара: днем за тридцать, ночью - под тридцать. Грозы были редкими, короткими и ни от чего не спасали, резко возрастающая влажность на несколько часов превращала условный Ташкент в условный Батуми, но жара оставалась прежней. В такие дни растрескавшийся Ильич сильнее обычного напоминал произведения Сальвадора Дали и навевал тоскливые мысли о великой вселенской суши и бесконечно медленной, страшной смерти от жажды.
Глядя на пересохшего вождя, Кулаков ощутил жгучее желание как можно скорее выпрыгнуть из душного автомобиля на свежий воздух, хотя и знал наверняка, что никакой свежести в московском в воздухе уже давно нет.
Ах, какие машины ездили по Барселоне и маленькой курортной Коста-Браве! В любом такси - кондиционер, ну, может, и не в любом, мелькало иногда какое-то старье подешевле, но Кулакову все как-то попадались "ниссаны-максима", "шевроле-лумина" или гордость испанского народа новехонькие "сеаты", то бишь "фольксвагены" местного розлива. С такими машинами и сорок пять в тени - не трагедия. Да что машины! Там в любом кафе, в любом магазине - про офисы и говорить не приходится - температура никак не зависела от того, что происходило на улице. А Москва - город северный, и здесь к жаре всегда не готовы. Впрочем, когда подступает настоящая холодина с лютыми морозами, выясняется, что город у нас вполне южный, и начинается лихорадочная подготовка к зиме. Так что дело тут не в климате, а, как принято нынче говорить, в менталитете. Такая страна. Такие люди. Вспоминалась в подобных случаях фраза, написанная однажды Эдуардом Лимоновым. Кулаков этого экстравагантного писателя не особо жаловал, да и не читал никогда. Но одну фразу, выхваченную из какой-то газетной статьи, полюбил и часто цитировал: "И как это меня угораздило родиться в такой неудобной для жизни стране?!"
Сначала Владимир Геннадиевич зашел к себе в кабинет, поглядел оперативную переписку, хотел было даже компьютер включить, но передумал и отправился все-таки к Форманову, его новехонькую "Ауди-А8" перед центральным входом отметил сразу, да и назначенное время как раз подходило. Адъютант генерала был не только исполнителен, но и приветлив - добрый знак, - а за дверью Кулакова ждал сюрприз. Переступил он порог и ахнул: у начальника ЧГУ генерала-лейтенанта Алексея Михайловича Форманова в кабинете было прохладно.
– Кондишн?!
– восхищенно выпалил Кулаков вместо "здрасте".
– Когда установили?
– Да вот, сегодня ночью. Видишь, сижу, балдею, как говорит молодежь.
– Молодежь так уже не говорит, - поправил Кулаков.
– Это наши с тобой дети так говорили. Но и они уже переходили на "торчу" и "тащусь". А нынешние, то есть следующее поколение, говорят "отъезжаю", или "это меня прикалывает", или "я отвисаю по полной".
– Ба! Откуда такие познания, Геннадич?
– Внучка просвещает. Между прочим, молодежный сленг очень сильно пересекается с блатным, а вот на фене нам с тобой, Алексей Михайлович, скоро придется говорить все чаще и чаще. Чует мое сердце.