Причём тут менты?!
Шрифт:
— Вот еще!
— Зря, зря, кто знает, что может случиться, вот мой-то шпалер всегда при мне!
Вполне мирно покивав головами в ответ на многочисленные приветствия, «жмеринс-кие» сели за отдельный столик.
Я перевел дух.
Насчет «шпалера» Гаррик, конечно, бравировал. Знал я его пушку. Обыкновенный девятимиллиметровый «РЖ», западногерманский револьвер, рассчитанный на пальбу как газовыми, так и дробовыми патронами. Я сам, когда делал материал про оружие для «Адамова яблока», помог знаменитому «криминальному журналисту» Гаррику приобрести этот ствол.
— Да на кой он мне нужен, — Васили-ваныч, как гордая птица Феникс, вздернул голову, — мне обороняться не от кого, меня и так все знают!
— А шпана уличная?
— А с ней я дел не имею!
— Ну да, ты у нас только с серьезными людьми… шутки шутишь!
Достали меня эти двое! Кабак вновь загудел, словно невидимый Великий Монтер сумел как-то преобразовать скопившееся в воздухе напряжение в силу тока человеческой речи. Я впервые вспомнил, что я-то, в отличие от Гаррика с Василиванычем, не на работе! У меня планировался вечер отдыха! Даже проститутки во время отпуска не ходят по стриптиз-холлам и публичным домам! Но эти два представителя «второй древнейшей» продолжали свое производственное совещание.
Василиваныч с легким разочарованием:
— Сегодня, пожалуй, здесь ничего не случится!
Гаррик:
— Хоть ты и считаешь, Василиваныч, что ты молодец, а пуля — дура, мои читатели все же думают иначе. С точностью до наоборот! Мой шпалер…
— Довольно! Романтика и коммуникабельность зовут меня вперед, в жизни всегда есть место встрече.
Я решительно поднялся из-за стола и зашагал по направлению к сортиру. Это направление было не хуже того, в каком протекала беседа, а если учесть еще, что на моем пути через зал неминуемо должна была оказаться та самая русоволосая официанточка, то даже и лучше!
— Простите, мамзель, а вы… — осведомился я как бы походя, — вы даете прессе интервью?
Это был один-единственный вопрос. Но первой его половиной она успела возмутиться, а второй — огорчиться. Что доказывало наличие сносной реакции. Я успел подумать о том, что лучше было б сформулировать этот невинный вопрос как-нибудь по-другому. Во имя первого контакта, по крайней мере.
Она собиралась уже гордо вздернуть носик… но на секунду задумалась, будет ли это достаточно уничижительной реакцией на слова нахального дешевого клиента. Возмущение — огорчение — раздумье, хорошая смена настроений для секундного интервала.
— Да, вот и все мы так, — философски продолжил я, как бы невзначай перекрывая ей проход… (тьфу, фрейдисты, я имел в виду путь!) — Все мы так, сперва возмущаемся, затем огорчаемся и только потом начинаем раздумывать о мести…
Будь я проклят, если она сжала губы не для того, чтоб сдержать улыбку!
— Вот-вот, а после раздумий решаем, что лучше не улыбаться…
Уголки ее губ все же предательски поползли вверх. Проклят я не буду.
— Что за интервью? — безразличным тоном спросила она, чтоб все же оправдать выдавшую ее настроение игру лицевых мышц. — Нам запрещено…
Я перебил:
— О, мне как репортеру газеты «Нота Бене» были бы необычайно интересны интимные подробности жизни ваших завсегдатаев, я имею в виду прежде всего тех устриц, которыми здесь все время угощают. Тайная жизнь устриц, что может быть интересней такой статьи!
Последняя фраза вопросом уже не являлась. Но она ответила, попытавшись обойти меня с фланга:
— Только милицейские сводки!
Прозвучало суховато.
— Милицейские, они всегда — с водки, — по инерции сообщил ей я, начав соображать, что вообще-то останавливать официантку посреди зала не более умно, чем пытаться увлечь разговором участников броуновского движения за мир. — Жаль, что милицейские с водки тебе так интересны.
Идти, бубня не слишком свежие импровизации, за ней следом — столь же глупо, как пытаться рассмешить марафонца, сосредоточенного на последних километрах дистанции. Говорят, за смену официантки проходят в общей сложности до десяти километров.
— Вы, девушка, подходите к нашему столику, сделаем вид, что мы пытаемся уговорить вас не отбирать последний стакан.
— Я только сделаю вид, что подойду! — пообещала она.
Ну и ладно. Не всегда случается забросить окурок в урну с первой попытки! Вот только вторую мало кто соглашается предпринять.
Чудесный был вечерок, беззаботный. Никого не убили. Но сейчас, с адской болью поворачивая голову, чтобы с трудом оглянуться назад, я понимаю, что именно со всех этих нюансов все и началось. Трюизм о том, что не все различают те семена, из которых затем произрастает эвкалиптовая роща, никто не опроверг. А. это был именно вечер мелочей. Вечер семян. И ужасные эвкалипты проросли дьявольски быстро. Хотя одно «семечко» уже под занавес я все же заметил. Но и подумать не мог, какое уродливое и опасное дерево вырастет из этой мелочи уже к следующему утру.
Вообще-то мы с Гарриком собирались ночевать у наших новых русских милых. Девчонки, Марина и Света, ждали нас где-то на Гражданке… гм… это район такой, и нам пора было уже уходить. Но тут, буквально через пару минут после того, как я, покинув гостеприимного фаянсового друга в кабинете с литерой «М», вернулся к столику, в зал в сопровождении подтянутого загорелого паренька вошел новый посетитель. А я только уселся и собирался допить пиво!
— А-га, — раздельно прокомментировал Василиваныч, — вот и еще один завсегдатай!
— Это ты — завсегдатЫй — завсегда поддатый, в смысле, — окоротил я его, не оборачиваясь.
— А-га, — повторил он, — вот и Корнев Игорь Николаич! Что-то будет! Давай, Димон, ты же, как я слышал, с ним здороваешься, узнай у господина вице-президента, как оперативная обстановка!
— Во-первых, ничего не будет, в присутствии Корнева еще никогда никого не убивали, насколько мне известно, — все так же не поворачивая головы к вошедшему, сказал я, — а во-вторых, я с ним не здороваюсь, ты опять напутал, Василиваныч!