Шрифт:
САН-АНТОНИО
ПРИЧЕСЫВАЯ ЖИРАФУ
1
– Дамы и господа, примат, которого вы здесь видите, вопреки всякой очевидности, не обезьяна. Разве обезьяны разговаривают? Нет, дамы и господа! А это странное существо говорит, и мы представим вам доказательство этого.
– Послушай, - сказал я, обращаясь к мохнатому существу, сидящему посредине площадки, - скажи несколько слов нашей дорогой публике.
Огромное существо, бородатое, толстокожее, с длинными волосами на затылке и с голой верхушкой черепа, с налитыми кровью глазами, с толстыми губами, с испорченными и вставными
– Какая сегодня забавная публика!
Совершенно необъяснимая, эта не слишком умная фраза вызвала бурю аплодисментов.
Тогда чудовище подняло тяжелую, покрытую вьющимися волосами голову.
– Все в порядке, парни!
– заявило оно.
– Не надо проводить манифестации в публичном месте. Не забывайте, что мы находимся посредине площади, и, если поднимется купол, вас обрызгает свет звезд!
Снова гром аплодисментов.
– Однако то, что он говорит, - верно, - заметила одна дама, сидящая внизу.
Она оказалась итальянкой.
Я вмешался:
– Безусловно, мадам, этот индивидуум говорит как любой из нас. И он думает. Он умеет считать! Хотите доказательства?
Я нагнулся к монстру:
– Сколько будет пятью шесть, джентльмен?
Его брови нахмурились, а взгляд помрачнел.
– Двадцать девять!
– наконец ответил он.
– Вы немного недосчитались, джентльмен. Это будет тридцать!
– А удержание в пользу фирмы, дружок?
– заметил примат.
– Ты это будешь выкладывать из своего кармана?
Смех среди публики.
– Вы можете убедиться, дамы и господа, что этот джентльмен не лишен чувства юмора. Вывод: это действительно человек.
– Если у какой-нибудь красотки есть сомнения на этот счет, - заявил монстр, - она может прийти ко мне в фургон после представления, и я совершенно бесплатно докажу ей, что я мужчина.
Снова бурные аплодисменты.
Я поднял обе руки в положение "я вас понял".
– Леди и джентльмены!
– продолжал я.
– Если я заостряю ваше внимание на том, что присутствующий здесь индивидуум - самый настоящий мужчина, настоящего телосложения, то это лишь потому, и вы сами убедитесь в этом, что его поведение и поступки в еще большей степени, чем его внешность, могут заставить вас сомневаться в этом.
Этого мужчину зовут Беру. Ему сорок лет, и его родители были совершенно нормальными людьми. Его отец был сельским полицейским, мать сиделкой. Его младший брат работает в береговой охране, а он, дамы и господа, - кладезь! В первый раз в жизни вы будете присутствовать при совершенно уникальном номере - булимии. А точнее так: присутствующий здесь Беру способен проглотить все что угодно, за исключением металлических предметов. При этом, когда я говорю о металле, я делаю исключение для ртути, которая в соединении с любым вином - особенно "Божоле" - является его весьма любимым напитком. Ртуть для него - настоящее лакомство, и он каждое воскресенье ломает дюжину градусников и поглощает из них ртуть для возбуждения аппетита.
Он держит рекорд Европы по булимии всех категорий сидячего положения с тех пор,
Я перевел дыхание, в то время как публика бушевала. Толстяк скромно кланялся. Я прочистил горло:
– Особ, желающих предложить феномену предметы для поглощения, просят спуститься на площадку. Месье Беру голоден. Дамы и господа, ведь он ничего не ел в течение двадцати минут! Это значит, что то, что вы предложите ему, будет с радостью принято.
Я вытер мокрый от пота лоб и ободряюще посмотрел на зрителей.
Они шепотом совещались.
Наконец, один из зрителей отважился и протянул что-то вроде миниатюрной лопатки.
– А что это такое?
– спросил я, разглядывая предмет.
– Шадела, - ответил проявивший инициативу. Я по-прежнему ничего не понял, хотя меня считают очень образованным для моего возраста.
– А что вы называете шаделой, дорогой месье?
– Это печенье Боржуана.
Я вам не сказал, что в этот вечер наш цирк давал представление в Боржуане (департамент в Ивер), на полдороге между Лионом и Греноблем, и что толстяк и я в первый раз предстали перед публикой.
Его Величество проглотил печенье в два глотка. Зрители аплодировали слабо, так как не находили в этом ничего особенного. Они сами в юном возрасте проделывали то же самое.
– Это безделица!
– сказал я.
– Ну же, дамы и господа, немного воображения, пожалуйста! Булимик в нетерпении. Если вы не успокоите его аппетит, он начнет пожирать центральную мачту, и купол цирка обвалится на вашу голову!
Подошел молодой человек, развязывая на ходу галстук. Не говоря ни слова, он протянул его Ненасытному.
Беру жадно схватил его.
– Очаровательно, - сказал он.
– Он полосатый, а я такие обожаю.
Он с аппетитом съел галстук, в то время как в рядах зрители дрожали от восторга.
Я бросил взгляд на кулисы. Среди людей, обслуживающих арену, я заметил крепкую фигуру месье Барнаби, директора цирка.
Он был одет в большой фланелевый костюм и огромную ковбойскую шляпу. У него были вьющиеся бакенбарды и большой, заросший шерстью нос. Он курил сигару лишь немногим короче Вандомской колонны. Этот вечер был испытательным: если номер пойдет, он нас оставит у себя, если же мы провалимся, то можем рассчитывать на его прощальный поклон. Вот почему толстяк должен был сделать все возможное для нашего успеха.
Разделавшись с галстуком, он затем уничтожил горшок с цветами под овации публики.
– Вот это называется немного закусить после галстука!
– бросил я.
Один тип, несколько жирноватый, подошел со своей каскеткой. Беру осмотрел ее.
– Она, кажется, как раз в меру жирная, - сказал он. Он вцепился в нее крепкими зубами. Но это - лишь манера выражаться, так как его "универсальная молотилка" была более похожа на старый гребень, чем на колье из жемчуга.
Я остановил его на втором закусе.