Причина времени
Шрифт:
Но все же связь человека и понятий времени с пространством укреплялась с развитием наук о Земле тем, что они увязывали биологию и геологию в единый поток. Недаром Дарвин, оказавший такое огромное воздействие на умы людей той эпохи, был одновременно и органично геологом и биологом, как и большинство из тех, кого мы называем старинным словом “натуралист”. В “геологических” главах” своего сенсационного труда он писал: “Мне трудно представить читателю, не занимающемуся практической геологией, факты, позволяющие дать хотя бы слабое представление о продолжительности минувшего времени”. (Дарвин, 1936 , с 516). И далее: “Хотя каждая формация может обозначать собой весьма длинный ряд лет, но каждая из них, вероятно, коротка сравнительно с периодом времени, необходимым для изменения одного вида в другой”.( Дарвин, 1936, с. 525).
Таким образом,
Поэтому для наиболее глубоких умов той поры связанность геологии и биологии имела огромное будущее. Пока еще обычное привычное позитивистское к тому времени сознание ученых при сопоставлении этих двух явлений отдавало пальму первенства безжизненным структурам. В общем мнении Земля как огромное небесное тело есть явление первичное. В порядке шестидневного творения, который каждый воспринимал в нежном возрасте, сначала появлялась твердь, а затем уж на ней – твари земные. Основная масса ученых перешла на эволюционную платформу, стала мыслить о гигантской, а не шестидневной истории, но вот порядок происхождения, растянувшийся теперь не на дни, как в Библии, и не на эпохи, как у Бюффона, а на миллионы лет, остался тем же. Исключили творящее существо, все объяснялось естественными причинами, но неизменным оставалась последовательность творения. Земля явилась вначале, а потом возникла на ней жизнь. Только стало считаться, что вместо творческого руководства Всевышнего живые организмы возникли естественным образом, сами собой в соответствии с законами природы. И если пока в дарвиновской теории законы эти не очень хорошо обоснованы, не беда, с развитием науки обоснуются. Есть принципы: изменчивость, отбор, дивергенция признаков, закрепление изменений, они обеспечивают прогрессивное восхождение видов от примитивных к более совершенным. Поиски наугад, в случайном порядке в силу их бесконечных проб и ошибок все равно ведут по восходящей линии. Вот чего-чего, а уж времени для того хватает, как оказалось.
Однако почему-то в рассуждениях о времени у нас несколько в стороне осталось понятие пространства. Оно кажется проще, в сознании большинства прочно связывается с устойчивым веществом вокруг нас. И все же в развитии биологии наступил тот момент, о котором предупреждал еще Кант, когда одна из главных загадок пространства встанет во весь рост. И такой период наступил с открытиями Луи Пастера.
Пока же следует остановиться на понимании пространства, которое выработало описательное естествознание девятнадцатого века.
Глава 9
ОТКРЫТИЕ ПАСТЕРА
Верх, низ, право, лево – таковы не только в отношении нас: ведь для нас они не всегда тождественны, а становятся тем или иным, смотря по положению, как мы повернемся (поэтому одно и то же бывает справа и слева, вверху и внизу, спереди и сзади), но в самой природе каждое из этих направлений определено особо.
Аристотель.
Физика.
Кант, как мы помним, утверждал, что пространство и время являются формами нашей чувственности, формами нашего созерцания предметов внешнего мира до всякого опытного соприкосновения с ними, причем важно учитывать, что опытом он называет операции научные, основанные на данных механического естествознания его века, то есть точное, а не всякое мышление о действительности. К ньютоновским доказательствам существования абсолютного пространства Кант добавил тогда еще одно доказательство, а может быть, более точно выражаясь, догадку, которой, как теперь выяснилось, было суждено и еще предстоит необыкновенное, захватывающее будущее.
В работе “О первом основании различия сторон в пространстве” он присоединяется к Аристотелю: пространство и его свойства оказываются не простой условностью, связанной с самим человеком. В то же время в соответствие со своим основным принципом априорности (который соответствует абсолютности времени у Ньютона), Кант полагает, что свойства пространства не являются свойствами вещей “самих по себе”. Нам только кажется, что пространство определяется положением одной вещи по отношению к другой, на самом деле оно детерминируется отношением “системы этих положений к абсолютному мировому пространству”. (Кант, 1964, с. 372). Различение сторон, то есть направление пространства, так же как и направление времени, не заключено в самих вещах, не может быть из них выведено. Всякое протяжение есть часть абсолютного пространства, а не относительного. “Абсолютное пространство обладает собственной реальностью независимо от существования всякой материи и даже в качестве первого основания возможности ее сложения””. (Кант, 1964, с. 372). Первым основанием Кант называет отношение сторон пространства к положению нашего тела. Так, правое и левое, которое кажется нам связано с нашим телом, может быть отличено только по отношению к абсолютному пространству.
Вот наша правая рука. Кажется, что она называется так только по отношению к левой руке. На самом деле это иллюзия. Наши две руки нельзя совместить никакими их поворотами. Нельзя правую руку сделать левой и наоборот, левую превратить в правую. Получается, что это не антиподы одного и того же органа, а два разных органа, потому что неуловимо чем-то они сильно отличаются. Они и равны, и полностью подобны у одного человека по размерам и строению, но не взаимозаменяемы, хотя зеркально абсолютно как бы идентичны. Иначе говоря, это новый вид пространства, относящийся к человеческому измерению, к трехмерным объемам и, следовательно, говорит Кант, есть проявление таинственного внутреннего, а не внешнего свойства пространства. Оно связано не с взаимоотношением тел и их частей, а с их отношением к абсолютному пространству. “Вот почему понятие пространства, взятое в том значении, как его мыслит геометр, вдумчивый читатель не станет рассматривать как чистый плод воображения, хотя нет недостатка в трудностях, связанных с этим понятием, когда его реальность, ясно созерцаемую внутренним чувством, хотят постигнуть посредством понятий разума”. (Кант, 1964, с. 378 – 379).
Свойство геометрических фигур, говорит Кант, обладать равенством и подобием, но не совместимостью, можно увидеть не только у человека, но и в других областях природы. В “Пролегоменах” он предлагает тем, кто все еще считает пространство и время свойствами вещей самих по себе, следующий парадокс. Две равные и подобные плоские геометрические фигуры могут быть заменены, поставлены одна на место другой, то есть полностью симметричны (хотя Кант слово “симметрия” здесь не употребляет). Но фигуры на сфере, например, изображенные на обоих полушариях глобуса треугольники, имеющие общим основанием ту или иную дугу экватора, могут быть совершенно равны и сторонами, и углами, и тем не менее их нельзя подставить один на место другого. Есть внутреннее различие, говорит Кант, которое никаким рассудком нельзя показать как внутреннее, хотя оно проявляется для нас как внешнее.
И далее Кант здесь довольно сложно (своим универсальным способом – через знаменитое “Ding an sich”) пытается объяснить это необычное явление: “Эти предметы не представлены в вещах, каковы они сами по себе, и какими бы их познавал чистый рассудок, а чувственное созерцание, т.е. явления, возможность которых основывается на отношении некоторых самих по себе неизвестных вещей к чему-то другому, а именно к нашей чувственности. Что касается нашей чувственности, то пространство есть форма внешнего созерцания, а внутреннее определение всякого пространства возможно только благодаря определению [его] внешнего отношения ко всему (абсолютному – Г.А.) пространству, частью которого будет каждое отдельное пространство (частью отношения к внешнему чувству), т.е. часть возможна только благодаря целому, а это имеет место только у одних явлений, а никак не у вещей самих по себе как предметов чистого рассудка””. (Кант, 1994А, с. 41-42).