Причуды любви: Сборник эротических рассказов
Шрифт:
В конце концов она все же упала на колени и решила выбраться на сухое место. Альбар видел: она, как щенок, встряхнулась, и отжала подол мокрого платья.
Он вскочил на ноги и с вершины дюны помахал ей рукой — она смотрела в его сторону. Флоранс ответила ему. Она подобрала сандалии, а потом медленно, очень медленно пошла прочь по мокрой полоске песка, глядя себе под ноги — она следовала причудливым изгибам последней умирающей волны, но так, чтобы вода не коснулась ее.
Когда она удалилась на приличное расстояние, игра ей наскучила, она повернулась спиной к морю, пересекла пляж и рухнула на колени у основания дюны. Затем принялась копать, яму.
Альбар
Она глубоко зарылась в песок. Торчали лишь ее голова и руки. Остальная часть тела была прикрыта невысоким холмиком. Она издали увидела его и улыбнулась, но улыбка ее была непонятной.
Альбару игра понравилась. Он подумал, что все это соответствовало натуре Флоранс. Но когда он заметил чуть дальше на песке ее мокрое платье и крохотные трусики, игра показалась ему еще более увлекательной, хотя и немного странной. Ему вдруг захотелось узнать, был ли на ней надет купальник.
Чтобы завязать разговор, он спросил, хорошо ли в песке, и Флоранс ответила, что там прохладно. Но мешало солнце, светившее прямо в глаза. Он постоял, смотря на нее сверху с видом сообщника. Она сказала: «Я — мумия». Потом добавила, что из-за рук, которые не могла спрятать, была почти, а не совсем мумией. Альбар упал на колени и стал сыпать песок ей на руки. Флоранс прошептала: «Не так». Надо было вырыть канавки под руками, а потом засыпать их. Он сделал, как она просила, и заметил, что она была бы совсем мумией, если бы не торчала голова. Он сказал, что закроет ей голову, и она рассмеялась. Смех звучал натянуто.
Альбар уселся радом и принялся пересыпать песок из ладони в ладонь. Он не знал, что сказать Флоранс, а та беспрестанно вертела головой. Наконец он сказал: «Я прикрою тебе глаза платком». Она согласилась и через некоторое время ответила, что ей хорошо, поскольку платок мокрый и холодит лоб.
Его взгляд остановился на ее полуоткрытых губах. Ему хотелось ее поцеловать, но он не знал, как на это отреагирует Флоранс. Он не был уверен, что ей хотелось того же.
Он спросил, разозлилась ли она из-за того, что он хотел поцеловать ее давеча в комнате. Флоранс отрицательно покачала головой. Альбар продолжал уверять ее, что в желании поцеловать ее нет ничего противоестественного. Он даже подумал, что ей это будет приятно. Флоранс коротко ответила, что разозлилась из-за матери. Он не совсем понял ее слова. И предположил, что мать наказала ее. Но Флоранс сказала, что всему виной ревность. Он спросил: «Почему ревность?» Она не знала. Но ревновала к матери.
Она отвернулась и прошептала, что заснет, если будет оставаться мумией; ей хотелось искупаться, ей хотелось выбраться из ямы, но она не могла этого сделать. Он спросил, почему. Она не нашла, что ответить. Но он понял. Хотя не был полностью уверен. И не мог сказать, капризничала она или нет.
Он вдруг вскочил на ноги, протянул ей руку и сказал, что извлечет ее сейчас из-под песка. Флоранс вскрикнула и, освободив одну руку, прикрыла ею верхнюю часть тела: «Я совсем голая, совсем голая». Платок соскользнул со лба — в глазах было смятение. Он не знал, то ли от яркого солнца, то ли от стыда. Флоранс сразу успокоилась, когда он снова положил ей платок на глаза, и сообщила, что мать спрятала ее купальник,
Тогда он улегся на живот рядом с ней и погладил ей руку. Ее плечо показалось из песка, и он погладил его.
Потом погладил шею. Флоранс попросила: «Приласкайте меня под песком». Тогда его рука скользнула к ее груди. Он охватил одно полушарие ладонью, не сжимая. Грудь была мягкой и горячей. И столь чувствительной, что волны удовольствия как бы хлынули из-под песка. Он принялся гладить ей живот. И Флоранс оставила свою добродетель в песке.
В ней не осталось ни капельки стыда, она была прекрасна. Он накрыл ее своим полотенцем, затем взял на руки. Она покорно молчала. Он поднялся вверх по склону дюны и отыскал в рощице место, где их никто бы не увидел. Он уложил ее на груду листьев. Лег на нее, и она застонала.
Потом она сказала, что хочет снять с него рубашку. Альбар быстро скинул рубашку и брюки; а поскольку спешил, то, расстегивая их, оторвал несколько пуговиц. И когда он снова лег на нее, они застонали оба. Она не переставала стонать. Она всем телом потерлась о него, чтобы ощутить его, и согнула ноги в коленях.
Она ощущала весь жар мужчины на себе. И кожа мужчины казалась ей приятной. И запах мужчины был тоже приятен ей. Она дотрагивалась ладонями до спины мужчины, гладила лицо, грудь и шею мужчины, вдыхая его запах. И повторяла: «Ласкай меня. Ласкай меня. Ласкай меня».
Он ласкал ее, и Флоранс так опьянела от ласк, что открыла его губам свое тело. Флоранс почти бредила от удовольствия и ласки. Альбар почувствовал, как ее рука с неуверенностью скользнула вниз, коснулась восставшей плоти и охватила ее пальцами. И Альбар понял, что ей понравилось это касание, что ей хотелось ласкать и видеть мужское естество; он понял, что она еще не была готова к обожанию — ибо просто смотрела на него.
Потом она спросила его тихим ночным голоском, плохо ли то, что она сделала. И Альбар ответил, что любовь в природе вещей и что в любовных делах стыда быть не может. Тогда Флоранс поцеловала его в губы, и в ее ночных глазах он прочел, что ей хотелось любви.
Она была настолько готова к боли, а боль ее была так близка к удовольствию, что стон девственницы больше походил на стон сладострастия. Она вскрикнула и не оттолкнула его, а как бы открылась навстречу уколу. И Альбар не знал, действительно ли ей было больно, хотя она повторяла: «Ты мне делаешь больно, ты ранишь меня».
И когда боль прекратилась, он застыл в глубине ее, не двигаясь, и ощутил, что она была счастлива. Она сказала: «Я — твоя женщина. Навсегда сохрани меня такой».
Она угадала первые радости, пошла навстречу им, узнала, что за ними открывается источник чистого наслаждения.
Он начал двигаться, и она ожила. На мгновение сжала бедра, приподняв их, и вдруг расслабилась, стала покорной, медленно открылась ему. Потом пришла в движение — ее подхватили неведомые волны. И Альбар понял, что Флоранс получает удовольствие. Он видел, как волна наслаждения росла в ней, вздымалась, подхватывала ее и как она была этим напугана. Она вновь застонала, но стон этот был иным. Она застонала, как раненое животное, затем, как животное бешеное; с губ сорвались какие-то слова, слова рождались из стона и продолжали его; и слова эти уже не были словами, а криком наслаждения, вырывавшемся из глубины Флоранс: «Еще! Еще! Еще! Еще!»