Причуды многоликого эроса
Шрифт:
Как известно, запретный плод сладок, поэтому пуританская идеология стала великолепной почвой для возникновения разного рода эротических извращений. Кто знает, мог бы человеческий эротизм иметь столько различных проявлений, если бы не влияние такого мощного противодействия в лице церкви. Люди всегда интересовались назначением своих половых органов и экспериментировали с эрогенными зонами, а в той ситуации, когда все это объявляется запретной темой даже на уровне обыденного разговора, интерес возрастает вдвойне. Такова человеческая природа – придумывать себе законы, ущемляющие естественные потребности (вне зависимости от того, к чему
ВЕЛИКИЕ ОБ ЭРОСЕ
Истинная любовь не знает пресыщения. Будучи всецело духовной, она не может охладиться.
Виктор Гюго
Но в данной ситуации церковь, олицетворяющая всемогущего и всепрощающего Бога, выступала в роли «отрицательного героя», тем самым заставляя простых обывателей и великосветских вельмож, в одинаковой степени не чуждых всему человеческому, мучиться угрызениями совести и чувствовать себя не сынами Божьими, а пособниками дьявола. Можно ли представить силу разочарования человека в Боге, если перед глазами он видел красноречивый пример, когда служители церкви с несвойственным им рвением предавались всему тому, что считалось антихристианским – плотским утехам, чревоугодию, пьянству, предательству, пыткам и накопительству. Простой человек, для которого священник был непререкаемым авторитетом, не знал, где же правда и почему так происходит. В результате многие люди разуверились в христианской морали, а вернее, в том, что на протяжении многих веков за нее выдавали.
Эротическая культура, которая все-таки существовала и в пуританские времена, обросла новыми запретами и объяснениями вредоносности половых контактов. Соблюдение данных норм гораздо эффективнее контролируется не извне, а самой личностью, то есть с помощью таких психологических установок, как чувство стыда и вины. Нормы эротического поведения во времена господствования церкви преподносились в качестве воли Божьей или интересов общества в целом, но за ними всегда скрывались интересы власти, которую на протяжении долгих веков представляла церковь.
В любом человеческом обществе, в котором существуют определенные отношения между господствующими слоями и угнетенными массами, последние всегда были склонны обвинять, и вполне обоснованно, «элитные» слои в развращенности, тогда как сами старались придерживаться всех предписаний (в большинстве случаев неудачно).
Средневековая культура европейского общества представляет собой яркий пример антиэротической идеологии. Средневековое христианство отождествляло эротические контакты с грехом, даже если они были закреплены законным браком. Законные муж и жена зачастую избегали интимных эротических отношений или сводили их к минимуму, стараясь поменьше грешить.
Браки в то время заключались по договоренности глав семейств, без какого бы то ни было участия самих жениха и невесты. Ухаживание как таковое отсутствовало, и даже в привилегированных слоях, где кавалеры отличались своей галантностью, оно было практически лишним. Пуританская мораль поддерживает жесткое деление общественных и бытовых функций на «мужские» и «женские». Но главная черта – это запрещение любых разговоров на эротические темы, включая даже эротизм и символизм народного художественного творчества, который существует в любой культуре.
Тем не менее,
В отношении добрачных и внебрачных связей эротическая мораль также гораздо мягче относится к мужчинам, тогда как женщины за малейший проступок и брошенный в сторону взгляд могли запросто поплатиться жизнью. На добрачные и внебрачные связи мужчин смотрели сквозь пальцы, тогда как мнение женщины по этому поводу не учитывалось и вообще не допускалось.
Таким образом, можно сделать вывод, что порабощение женщины, в том числе и в эротическом плане, – вполне реальный исторический факт. Средневековые нравы в этом аспекте недалеко ушли от древних времен, ведь получается, что женщина не имеет права выбора и независимости: ее могут похитить, изнасиловать, купить за бесценок, держать взаперти и жестоко избивать.
ЭРОТИЧЕСКИЕ ФАКТЫ
По свидетельству Г. Штоля (в книге «Великие греческие писатели»), греческий поэт Архилох страстно влюбился в младшую дочь паросца Ликамба, который сначала дал было согласие на брак его дочери с поэтом, но потом взял свое слово назад. Ее отец, может быть, вследствие его неприемлемого для многих образа мыслей, «нарушил великую клятву, данную за дружеским хлебом-солью». Оскорбленный поэт, «который ничего лучшего не мог сделать, как отплатить злом тому, кто с ним зло поступил», в страшном гневе начал в стихах своих осыпать Ликамба и его дочерей такими позорящими насмешками, что несчастные со стыда и отчаяния повесились.
В любом обществе прослеживается культ мужской эротичности, тогда как отношение к женскому эротизму гораздо сдержаннее. Средневековое христианство, пропагандирующее антиэротизм, имеет два противоположных женских образа. Первый (положительный) – это Матерь Божья, непорочная, чистая и полностью асексуальная. Часто ее воспринимают как абсолютно равнодушную к эротике или же питающую отвращение к плотским утехам, хотя это еще не факт. Второй женский образ, с отрицательной трактовкой, обладает противоположными характеристиками – это некая падшая, похотливая женщина, совращающая попавших в ее обольстительные объятия мужчин и даже женщин, пропагандирующая животную, агрессивную эротику с извращенными элементами.
Девственность в различных культурах трактуется неодинаково, но в большинстве случаев лишение женщины девственности считается подарком для мужчины. Неважно, как это произошло – насильственно или с согласия девушки, но в любом случае «присвоение» девственности становится для мужчины своеобразным выигрышем или привилегией, согласно которой он может присвоить себе и саму женщину. Так, например, если в средние века крестьянин обесчестил представительницу более знатного рода, он мог на ней жениться и повысить собственный статус. Но, начиная с момента дефлорации, его жизнь подвергалась угрозе, поскольку многочисленные родственники обесчещенной девушки не желали родниться с простаком и жаждали его крови.