Придет Мордор и нас съест, или Тайная история славян
Шрифт:
— Ссаки, — вздохнул он. — Ну да чего там. Он поднялся с места, прошел в свой киоск, после чего появился оттуда, неся в ладони два настоящих коньячных бокала, суженных кверху, чтобы собирать букет. Во второй его руке была салфетка. А в салфетке — порезанный лимон. Он разлил, вбросил по кусочку лимона — и мы чокнулись.
— Твое, — сказал он.
— Нет, — ответил я, — твое.
— Хорошо, — не стал возражать Василь. — Наше.
— Договорились, — согласился я, и мы отпили по глоточку.
— А вот что ты, Василь, — спросил я после минутки молчания, — думаешь о независимости Закарпатья?
— Какой еще, в пизду, независимости? — тяжко вздохнул Василь.
— Ну, — ответил я, — ты же сам говорил, что это поп Иван содержит этот киоск. Из церковных денег. Выходит, он твой работодатель. А он
Василь поглядел на меня сочувственно, словно на деревенского дурачка.
— Знаешь, — сказал он. — Вы там на западе какие-то странные.
— Ну, знаю. И чем дальше на запад, тем более страньше..
— Я вас, бля, не понимаю. Вот почему для вас так важно, чтобы русские были отдельно, чтобы украинцы были отдельно, белорусы, чернорусы, я знаю, зеленорусы, дерьморусы, и сами русины тоже… почему?
Я пожал плечами.
— Не знаю, — сказал я. — Мне всегда казалось, что оно как-то само по себе, по причине… — снизил я голос. — Нет, не знаю, — ответил я в конце.
— Тогда я тебе скажу, — заявил Василь. — А потому что советский человек вам не нравится. В Югославии то же самое сделали. Была Югославия, хорошо было, так нет же — апять нужно было сделать хорватов, босняков, словенцев, черта самого. А было ведь хорошо! Интернационализм был! Отдельных народов не было, и было согласие! А ведь вы же сами, втихую, в этом вашем Европейском Союзе интернационализм вводите! Или как это оно: вы, славяне, деритесь с собой, кусайтесь, бейтесь как украинцы, белорусы или кто там — а сами, хоп: европейское сообщество, Евсоюз! Так как?!
— Хм, — ответил я.
— Сам ты «хмм», — ответил Василь.
На следующий день, выдудлив целую бутылку минералки без газа «Нафтуся», я отправился проводить полевые исследования. Для этой цели я выбрал стоянку такси, где из всех машин выбрал наиболее старую и раздолбанную, как всегда исходя из предположения, что именно она будет самой дешевой.
Таксиста звали Юрием, был он пожилым, бородатым украинцем родом из Трускавца. Он согласился провезти меня по всему Закарпатью за относительно небольшие деньги. Плюс газ, потому что его машина ездила на газе. Мы поехали заправиться. Вся эта его газовая установка выглядела не слишком надежно, и когда худой, печальный и усатый типчик заполнял пану Юрию резервуар, я просил, а не взорвется ли.
— Может и взорвется, кто ж его знает, — ответил пан Юрий.
— А часто взрываются? — допытывался я.
— Частенько, — покачал головой он.
От пана Юрия узнал, что нет никакого смысла не только отрывать Закарпатье от Украины, но было бы даже неплохо вообще присоединить к Украине Польшу.
— О, — только и мог я ответить, — нифига себе.
— Ну да, — говорил пан Юрий, ведя свою машину по самой средине шоссе, а вправо или влево съезжая только лишь в той ситуации, когда столкновение с едущими с противоположной стороны было просто неизбежным. — Ведь Польша была создана, как говорит само название, полянами, а поляне — это племя, тождественное другому племени полян, которое исторически проживало под Киевом. Я, дорогой мой, — пан Юрий ударил себя большим пальцем в грудь, — в Трускавце был учителем истории. Правда, нас заставляли преподавать другую историю, но лично я знаю, поскольку проводил исследования и пришел к собственным заключениям.
В селе, через которое мы как раз ехали, все надписи на магазине и домах были словацкими.
— Так вот, — провозглашал пан Юрий, — вся Польша обязана возвратиться в лоно Нэньки, а из поляков следует сделать национально осознанных украинцев, перекрещенных в истинную христианскую веру, которая, в свою очередь, порождена вторым, а не первым Римом. Унию с папством следует отбросить, после чего принять новую, только теперь уже на славянских принципах.
— «Хо-хо», — подумал я. — «Это уже сплошной пердимонокль!»
— Но это еще не конец, — продолжал пан Юрий. — После включения Польши в Нэньку, украинская славянщина будет объединена и получит доступ к портам Балтики, и — что очень важно — к германскому миру. Совместно, объединив силы с польской украинской стихией, мы прорубим себе дорогу к Северному морю, захватывая Гамбург (древний, славянский Гамоноград). Нашими так же станут Берлин (Копаница), Любек (Буковец), не говоря уже о столь очевидно славянских городах как Росток, Вышомир, Зверин, Липск, Дроздяны, Будишин, Хотебудов или Бела Вода [180] .
180
Росток = Росток, Вышомир =? Зверин = Шверин, Липск = Лейпциг, Дроздяны = Дрезден, Будзишин =? Хотебудов = Котбус, Бела Вода =?
Словацкое село закончилось. Мы ехали между покрытыми инеем декабрьских лужков. По холмам тянулись безлистые зимние виноградники. И было здесь так центральноевропейски, как только можно было себе представить.
— А в следующую очередь, — толкал речь пан Юрий, — необходимо провести работу по самоосознанию к югу от Карпат, присоединяя к большой украинской семье те народы, которые из украинской земли вышли, то есть, все остальные европейские славянские народы: чехов со словаками, которые, кстати, ничем иным не являются, как вытянутым в сторону Западной Европы щупальцем Украины, ведь это же языковый континуум, вот сами поглядите: украинский язык плавно переходит в русинский, русинский — в словацкий, а словацкий — в чешский. При случае, кстати, сейчас мы в русинском селе.
Я осмотрелся. Село как село. Низенькие домики, ограды, высохшие деревья и кусты: скелет той летней зелени, которая летом захватывает здесь все и вся.
— Остановитесь тут, пожалуйста, — попросил я. — Похожу, поспрашиваю.
На улице почти что никого не было. Только в магазине я напал на нескольких бабулек, которые при упоминании независимости перекрестились. Один мужик, который со смертной скукой курил у ворот, сказал, что независимость, оно, возможно, и нет, а вот к Венгрии присоединиться было бы неплохо.
— Там у них Орбан [181] , - говорил он. — Си-ильный пан.
— А вы сами венгр? — спросил я.
— Лично я — нет, — ответил тот, — но сто лет назад все мы были венграми.
— А венгры, — спросил я еще, — где теперь живут в Закарпатье?
— А в соседнем селе, — указал тип шершавым пальцем на юго-запад.
— Хорватов мы должны заставить осознать, — продолжал пан Юрий, когда я вернулся в автомобиль и дал направление на венгерское село, — сербов, босняков, которых необходимо растурчить, македонцев и болгар. Ведь все они украинцы, все они из этой земли вышли. И не одни они. Все индоевропейцы из этой земли вышли, из Украины. То была их пра-отчизна, urheimat. И вот тогда, когда окруженные украинской стихией народы неславянской Центральной Европы отметят свое положение, они сами вспомнят о своих украинских корнях и обратятся к свойственной им тождественности. Австрияки и венгры припомнят, что на самом деле они являются — соответственно — германизированными и угро-финнизированными паннонскими славянами. А потом придет очередь и румын, которые вроде как потомки даков и разговаривают на варианте латыни, но настолько же пропитанной славянскими словами, что ее легко можно назвать «славянской латынью». Их тоже можно присоединить к пан-украинской империи, пускай и на принципах курьеза. А кроме того, они же признают греческое христианство, следовательно, в этой плоскости общий язык с ними найти будет можно. Их немножечко цивилизовать, и таким вот образом совершится символическое объединение старого Рима и Славянского Мира, который перенял его традиции и веру…
181
Виктор Орбан (венг. Orb'an Viktor; род. 31 мая 1963, Секешфехервар, Венгрия) — премьер-министр Венгерской Республики с 1998 по 2002 год и с 2010 года. Лидер радикальной партии Фидес. (Больше см. Весной 2014 года он выступал с обращением к украинской власти с требованием предоставить этническим венграм живущим в Закарпатье автономию. Полностью поддержал вместе с «йоббиками» позицию Владимира Путина по Украине и возвращение Крыма в состав России.