Придет вода
Шрифт:
А там еще у них есть такое полное единение взглядов. То есть с любым из них можно разговаривать и знать, что то, что говорит Егорка — скажет и Янка. И не потому, что Егорка более сильная личность, он просто человек, который очень много впитывал, и если что-то появлялось в окружении интересного — он им все это доносил. Ну, какие-то естественные флуктуации были, но если спрашиваешь одного: «Нравится тебе группа АУКЦЬЮН?», и если она нравится одному, то, как правило, и всем остальным. Егорка на самом деле… нельзя без Егорки рассматривать, потому что Егорка — некий такой эпицентр, он очень сильно аккумулировал вокруг себя людей, которые не были очень яркими личностями сами по себе, но, с другой стороны, это все люди, которым было что сказать. Безусловно, они не пустые были. И дело там не в том, что Янка проигрывала в яркости, просто, грубо говоря, им вдвоем было кайфово, они очень хорошо друг друга дополняли. А, с другой стороны, все было одно и то же, что Егорка, что Янка: они говорят одни и те же слова, они выросли на
Вообще, если честно, я их воспринимал как некую неделимую общность. Знаешь, вот как приходишь один раз в году к одноклассникам на встречу: они для тебя все одинаковые, хотя один, скажем, бандит, а другой в каком-нибудь РУОПе работает — для тебя они все равно одинаковые. Так же и здесь. То есть повнимательнее присмотришься — ага, тот хитрее, этот шустрее, этот добродушнее. То есть они абсолютно все разные, но когда с ними начинаешь общаться… ну опять же, кого я имею в виду: Джеффа, Егорку, Янку. Ну, немножко Кузя там, Аркаша — ну, Аркаша немножко особняком стоял — кто еще? Манагер, еще пара-тройка ребят. А в основном — Джефф, Егорка, Янка. С ними как-то довелось общаться больше, чем с другими. Такая основная троица. В то время они были еще более или менее некурящие, непьющие, и, вообще, мне непонятно, почему их панками называют. К панкам они не имеют никакого отношения, с моей точки зрения. Мне, вообще, непонятно, за что их все так любят. Потому что музыка там — так себе, мягко говоря. Слова не особенно рифмованные, поют от души, конечно, но без особых вокальных способностей. Но душа вот эта, она, наверное, людей брала. У них очень много энергии было. В то время очень мало людей было с хорошей энергией, здесь уже мало появлялось молодых интересных людей, та культура, которая здесь перла какое-то время, она немножко к тому времени так… поугасла. И полезли всякие люди из Сибири, еще откуда-то. Был еще вот Саша Башлачев, я отнес бы всю их культуру к башлачевской. Но это же, как бы, не панк? И очень хорошо, что у них была не массовая культура, я очень боялся, что их Фирсов раскрутит, сделает крутыми, что будут стадионы. Это все хорошо, конечно, замечательно, но скорее ближе к Олимпиаде какой-нибудь, ну, там Древний Рим, что-то такое массовое. А у них все-таки музыка клубная такая, культовая.
Помню, начали что-то про Фирсова говорить, типа непонятно — с одной стороны вроде хороший человек, а с другой — барыга, спекулянт. И Летов — а они с Фириком много общались, тусовались, он одно время их директором был — Летов мне говорит: «Как-то мы ехали куда-то, и в соседнем купе котенка мучили. Серега пошел и говорит: «Отпустите котенка!» И ты вдруг понимаешь: человек из всего многообразия отношений берет одну эту маленькую историю, которая очень хорошо характеризует то, что он видит в этом человеке, как они связаны, что их объединяет. Это вот тоже такая отличительная черта этой компании от всех других. Интересное, конечно, явление — эта команда новосибирско-омско-тюменская, которая концентрировалась возле Егорки — она, конечно, очень сильно выделялась из всего остального.
А вообще Егорка если рассказывает про какого-то нового человека, он рассказывает про него примерно таким образом: «Я приехал, мы пошли и два дня чего-то там делали». Нет таких моментов, что раз встретились, два, три, четыре… если уже прет с этим человеком, то все. И, как я понимаю, они в самом деле старались собирать своих единомышленников в разных местах России, Союза. То есть аккумулировали каких-то людей, приезжали в город, находили единомышленников — и все, им, в принципе, от этого города ничего больше не надо было. Может быть, в этом городе существует много других людей, с которыми сами они могли познакомиться, но они знакомились с каким-то набором людей… и им… было хорошо!
Знаешь, я уже не помню, откуда я это узнал. Мы с Борщовым туда даже съездить хотели, но, во-первых, далеко, Сибирь все-таки… Я не помню, кто чего сказал. Ну, там, знаешь, много народу было, кто-то где-то чего-то сказал… Я даже не знаю, отчего она умерла. Когда она умерла, я спросил у Егорки… он говорит: «Да… потом как-нибудь расскажу». Так чего-то и… Черт знает! Знаешь, сколько там людей умерло? Я вот как-то посчитал, там много народа померло! И, понимаешь, на самом деле, отчего кто умер — непонятно. Есть люди — вроде как понятно, отчего умерли, надоело то-то
А что касается мнения, будто Егор как-то повлиял на Янку в этом плане — я думаю, там такого не было. Егор, естественно, может загасить кого угодно, но Егор — он такой человек, который не может долго находиться в одном состоянии. Если он живет, в каком-то смысле, с каким-то человеком, делает с ним какое-то дело, естественно, через некоторое время Егорка может задавить кого угодно, но, насколько я знаю, Егор и Янка очень долго общались, то сходились, то расходились. И я думаю, что если б Янке от этого было очень тяжело, она, наверное, могла бы отойти в сторону. Да и Егору это не надо — все-таки нормальный человек, как-никак…
Санкт-Петербург, 11.05.98 г.
ОЛЬГА МАРТИСОВА (НЕМЦОВА)
В отличие от всех остальных, я знаю Янку с «той» стороны, то есть из Владивостока: у нас была легенда сначала, что есть такая девочка в Новосибирске — Янка, так примерно и говорили. Потом пытались пригласить на концерт — я помню, была очень смешная история: ей выслали 50 рублей на дорогу, а она их вернула обратно, сказав, что без музыкантов, без коллектива она ехать не хочет. И деньги так вот съездили туда-сюда, концерт так и не состоялся, Янка так и не приехала. Это было где-то весной 1988 года, примерно тогда, когда погиб СашБаш, и как-то это было все связано, потому что это были два персонажа, которых хотелось увидеть лично, причем Башлачеву кто-то звонил, но об этих переговорах я не знаю. Но вот такая история с присланными из Владивостока деньгами была, и постоянно были какие-то гонцы — мы-то к Новосибирску поближе — которые ездили туда, тусовались, того-сего…
А познакомилась я с Янкой в 1989-м, на «Рок-Периферии», она там была, но не играла. История была тоже довольно смешная: меня с ней познакомила девочка одна, Римма Башкатова, это новосибирская скрипачка, которая доучивалась тогда во Владивостокском Институте Культуры. А мы все примерно ровесницы, и возникли такие довольно хорошие отношения; мы с Римкой летели в большом, просто безумном составе музыкантов из Владивостока, там был полный набор, со спаиванием стюардесс, с танцами, плясками — тогда Дёма [15] летел, еще кто-то, я не помню сейчас… МУМИЙ ТРОЛЛЬ, по-моему, тогда честно служил в армии, ТУМАННЫЙ СТОН тоже не летел — но была какая-то большая шатия-братия, весело было. И дело было в столовой гостиницы, куда Женька Голубев всех селил, все были счастливы совершенно… Влетела в столовую Римка, схватила Янку, которая держала такой столовский поднос с едой какой-то и закричала: «Яночка! Яночка — это наша Лёлька! Смотри!», ну, и так далее — нормальные такие бабские прибамбасы. Ну мы как бы поболтали-поболтали — и разошлись.
15
Александр Дёмин, владивостокский музыкант.
Потом была «Рок-Акустика» в Череповце — все это недавно пересматривала: ну что, выходит Яночка, такая замечательная, у нее на ладошке всегда песни были записаны, это замечательная картиночка: человек поет-поет, посмотрит на ладошку, какая песня следующая — и дальше поет… В Череповце она была звездой просто, вопросов не было. Отыграла полчаса, причем, скромный человек, выходит — «Здравствуйте», уходит — «До свидания», все, дак положено, как обычно, в джинсиках… Концерт был замечательный — все, что могу сказать. Осталась видеозапись, которую я кому только ни предлагала, говорила: «Ребята! Она единственная, возьмите, издайте, чтоб она не лежала, не сыпалась», — не брал никто. Не брала «Программа А», при всей своей демократичности, не брали никакие московские телевизионщики, не брал никто. Сейчас, слава Богу, тут, в Питере взяли. Но это тоже какой-то счастливый случай.
А в Череповце мы с Янкой практически не виделись — ну, встретились, поболтали, и все. Была еще такая история, очень трогательная: в Череповце был заявлен Ник Рок-н-Ролл, который приехал туда из Хабаровска, со всей своей шатией-братией, срочно набранной в Хабаровске, кто-то был и из владивостокских… Пели «Старуху», и Ник вызвал Янку на сцену, и они пели в три голоса — какой-то еще басист был, ну о-очень пьяный, так что, собственно, вдвоем они пели — Ник и Янка. И это был на моей памяти единственный концерт, единственное шоу Ника, где он действительно что-то себе резал бритвой, то есть кровь была, все нормально… Потом был ресторан, где продолжалось Никово падание на пол и так далее…