Приди и помоги. Мстислав Удалой

Филимонов Александр Васильевич

Но более всего, конечно, не любят потому, что тайно жаждут владеть Галичем — все жаждут! — и знают, что юный Даниил Романович Галича законный наследник и владетель. И чувствуют, что кровь Романова очень скоро в сыне взыграет — и тогда у богатой земли снова появится сильный хозяин. Никогда не видав юного Даниила, но много зная о нем, Мстислав Мстиславич душой за него болел.

Однако с Галичем придется обождать. Сначала — Всеволод Святославич Чермный. Мстислав глянул вперед — дозор, посланный утром к Вышгороду, возвращался. Пятеро всадников, среда которых был и Никита, двигались спешно, рысью. Когда добрые вести везут — так не едут. Нет в посадке той озабоченности. Мстислав Мстиславич оглянулся на войско — заметил ли кто-нибудь,

кроме него, приближающийся дозор? Оказалось — заметили, молодцы. Не разморило их летнее солнышко, что начинало уже порядочно парить — хоть брони снимай. Войско оживилось, подобралось. Послышались взбадривающие окрики сотских. Мстислав Романович подъехал и пристроился рядом.

Дозор приблизился. И по одному виду всадников Мстислав Мстиславич догадался, что нынче их ждет что-то иное, нежели осада Вышгорода, которая ожидалась затяжной — город, как рассказывали, был весьма хорошо укреплен. Киевский боевой пригород!

Он встретил дозорных немым вопросом.

— Надо войско рядить, княже, — выговорил Никита, слегка задыхаясь после долгой скачки. — Они рать из города выводят в поле. А поле так доброе! Разгонятся первыми…

Никита не договорил, потому что князь Мстислав уже не слушал его. Князю все было ясно. Он обернулся к войску, поднял руку, чтобы все его слушали, и зычно прокричал:

— Братья! Враг на нас идет! За мной!

И сам рванулся вперед, не жалея коня, слыша за спиной все нарастающий грохот множества тяжелых конских копыт — войско пошло.

Скакать пришлось недолго. Вскоре лес стал отходить от дороги, тянущейся вдоль Днепра, стало просторнее кругом, и вот — вдали показались белые стены Вышгорода, окруженные серой невзрачной россыпью пригородных слобод и отдельно стоящих изб, а ближе — широкое поле, на краю которого стояло развернутое в боевой порядок войско черниговское. Оно уже и не стояло — заметив врага, пришло в движение и, ощетиненное частоколом копий, перло теперь навстречу, как и положено войску, успевшему подготовиться к битве. В самой середине шел главный полк — чело, и при нем, судя по развевающимся стягам, находились князья, Всеволодовы родичи и союзники, если не сам Чермный там был. А по левую и правую руки от чела двигались, растягиваясь на ходу и захватывая все больше пространства, оба крыла войска. Там копейщиков было мало, ратники все больше были вооружены сулицами и луками. Дело главного полка было — врубиться во врага, смять его и остановить. Дело крыльев — охватить смятого противника с обеих сторон, сблизиться с ним и расстреливать, а то и рубить мечами — там видно будет. Заранее не предугадаешь.

Мстислав Мстиславич, когда его рать выбежала на поле, оглядел ее. Ах, войско черниговское было устроено лучше! Но и его старшая дружина, сплотившаяся вокруг своего князя, внушала уверенность — воины были опытные, умелые, и ни на одном лице он не увидел смятения. Всей душой они уже были там — в гуще врага. Союзные князья-братья, которых еще успел углядеть Мстислав Мстиславич, тоже сбили свои дружины рядом с его. Значит, им вместе и принимать первый удар. А сзади, накатываясь широкой волной, ревели тысячами глоток новгородцы и смоляне.

Враг все ближе, ближе. Главное — уйти от копья, наставленного прямо тебе в грудь, в лицо. Мстислав Мстиславич улучил миг, когда опасное острие было уже совсем близко, и всем телом рванул коня вбок, едва не столкнувшись с кем-то из своих. Тяжелое копье промелькнуло рядом — и в следующий миг князь со всего плеча рубанул на эту сторону, сразу ощутив, что попал во что-то мягкое и вязкое. Дернул не глядя, освобождая меч, уже высмотрев себе одного черниговца, который, пятясь на коне, все дергал копье на себя, пытаясь вытащить его из чьего-то тела. Зря, милый! В такой толчее длинное копье не поможет! А черниговец, белый лицом, никак не хотел копья выпускать, держался за него, как за материн подол держатся испуганные дети: раз одного врага копье убило, значит, и всех других убьет.

Хах!

И косо срезанная верхняя часть туловища, вместе с той рукой, которой черниговец пытался удержать копье, мягко откинулась назад, словно уступая место коротко брызнувшей вверх черной струе. Князь Мстислав отдернулся в сторону: плеснуло горячим в щеку, залепило глаз. Но другим глазом увиделся ему совсем близко другой всадник — рот его был раззявлен в неслышном крике, а меч в поднятой руке уже медленно опускался на князя.

С удивлением Мстислав Мстиславич увидел, что его собственная рука, левая, продетая в кожаные ремни щита, вместе со щитом послушно вскидывается вверх — навстречу летящей стали. И, не думая больше о щите, полностью доверяя левой руке, правую стал отводить для удара. И рубанул сразу, как только почувствовал, что щит содрогнулся от соприкосновения с мечом врага.

Удар пришелся черниговцу куда-то в основание горла. И он тут же сник, улыбнулся нижней половиной лица и боком стал отъезжать, склоняясь на конскую шею, залоснившуюся от крови. Мстислав Мстиславич быстро огляделся. Время опять пошло ловчее, будто вернуло свой прежний ход. Опять вокруг возникли звуки боя. Можно было разобрать, что вопят в основном справа и слева, а здесь, в середине войска, ратникам было не до крика — сеча стояла плотная и спешная. Князь вынул из-под седла мокрую тряпицу, утерся.

Надо было скорее найти в этой гуще очередного противника — тяжелое лезвие меча просило еще и еще работы и пищи, но почему-то взгляд Мстислава Мстиславича наталкивался только на своих. Оттесняют меня, берегут, понял он. Это все Никита-мечник, хотя говорено было сто раз — не сметь такого делать! А то как бы руке не ошибиться и какого-нибудь заступничка не погладить.

Но времени сердиться не было — нужно было, коль рубиться не дают, хотя бы осмотреть поле битвы. Не нужна ли где-нибудь его помощь? Эх, не может никак перенять обычай половецкий: они при войске своем высокую вежу возят, а на ней наблюдателя. В их степи больше, бывает, и взобраться не на что. Этот наблюдатель и орет им сверху — как и что. Показывает, куда ударить. На коня, что ли, встать, ногами на седло? Нет, не устоять — шальной конь, пляшет. Ну и ладно. Опытный воин и так догадается, что вокруг него происходит. Мстислав Мстиславич закрутился на коне, осматриваясь. Ага! Кажется, ломит наша сила!

Недалеко от него Никита рубился с огромным черниговским дружинником. И князю тут же захотелось прийти мечнику на помощь: черниговец наседал, бил не переставая. От щита Никиты уже щепу отбрасывало во все стороны. Жалко его — пропадет! Закричав во все горло, чтобы отвлечь внимание врага, князь бросился на выручку.

Но не успел. Повезло Никите — сплоховал конь под черниговским богатырем, оскользнулся задними ногами на древке брошенного кем-то копья и крупом сел на землю. Черниговец, стараясь удержаться в седле, раскинул руки, чтобы обнять коня за шею. И, на краткий миг раскрывшись, оказался беззащитным. Этого мига Никите хватило вполне. В руке мечника был почему-то не меч, а топор, и, не раздумывая, он вбил с размаха тяжелое орудие черниговцу в грудь. Топор легко пробил медный блестящий нагрудник — видно, удар был хорош — и весь ушел туда, оставив снаружи лишь белую рукоять топорища. И Никита, и подъехавший князь не отрываясь глядели, как валится с седла могучий человек — медленно и неостановимо, словно срубленное дерево.

Черниговцы дрогнули. Почувствовав это, войско князя Мстислава усилило натиск, торжествующий рев, поднявшись со всех сторон, еще больше взбурлил суматоху среди черниговцев — и вот они побежали, сминая и давя собственные ряды. Теперь Мстислава Мстиславича никто от врагов не закрывал, и он устремился было в погоню. Но Никита, ехавший рядом, придержал его коня за повод, и удивленный Мстислав Мстиславич остановился.

— Не ходи туда, княже, — попросил мечник. — Там уже делать нечего. Сами справятся. А тебе не к лицу за ними гоняться, они и так еле живы от страха.