Приди ко мне во сне

Хадсон Джен

– Ты ложись сейчас в постель, шакар, а я возьму масло и все остальное, шакар. – Она прикусила язык, чтобы вместо «шакар» не сказать «сакер» [25] . Он наигрался со мной вдоволь. Теперь моя очередь.

– Как ты хочешь, так и будет, любовь моя.

Рэм лежал совершенно голый, распластавшись на постели. Его запястья и лодыжки были привязаны к стойкам кровати крепкой шелковой веревкой.

Когда Мери проверила последний узел, он нахмурился:

25

На

американском сленге – довольно неприличное ругательство.

– Ты уверена, что это необходимо, любовь моя?

Она мило улыбнулась:

– Конечно. Я же тебе говорила, что прослушала много различных курсов. Один из них был совершенно потрясный – о способах завязывания узлов. – Она накапала несколько капель теплого ароматного масла в его пупок и остановилась. – Тебе не кажется, что звонил телефон?

– Нет, шакар. Телефон не работает, разве ты забыла? И, в любом случае, стены здесь достаточно толстые, так что в спальню никакие звуки проникнуть не могут.

– Прекрасно. Я так и думала. – Она встала, подошла к платяному шкафу, взяла из ящика белоснежный носовой платок и, вскарабкавшись на кровать, заткнула этим платком ему рот. На всякий случай.

Рэм нахмурился и замычал, но Мери и бровью не повела. Она взяла флакон с маслом, вылила содержимое ему на грудь и вытерла руки салфеткой.

Затем надела джеллабу, встала над ним и провозгласила:

– Рэмсон Габри, ты мерзавец! Я слышала, как ты разговаривал по телефону. Я слышала, что ты говорил своей милой, дорогой мамочке. Ты бессовестный лгун, а лгунов, да будет тебе известно, я особенно не люблю. Если бы мне была нужна протекция, я бы о ней попросила. Так что вы можете все – ты, твоя мама и моя мама, – взять этот чертов контракт на рекламный проспект, повесить на стенку и радоваться.

Он зарычал и начал отчаянно извиваться, пытаясь освободиться от пут. Глаза его с мольбой смотрели на Мери.

Она ухмыльнулась:

– Получил, поганец? Поделом. Видно, ни разу не имел дела с настоящей девушкой из Техаса. – Она сняла кулон с соколом и бросила ему в лицо. – И я хочу, чтобы ты со своими фокусами-покусами больше не лез в мои сны. Понял? И вообще, держись от меня подальше, Рэмсон Габри! Предупреждаю: если ты снова когда-нибудь появишься поблизости, я пропорю твой живот.

Он продолжал возиться, издавал невнятные глухие звуки, но шелковые веревки были крепкие, как сталь, а ее узлы будут держать вечно. В них она была уверена.

Она посмотрела на него в последний раз и помахала рукой:

– Чао.

Закрыв за собой дверь, Мери направилась в кабинет к телефону.

Связаться с отелем удалось с четвертой попытки, но телефон в номере Вэлком не отвечал.

Тьфу ты!

Отсюда надо каким-то образом выбраться.

Первым делом она отпустила всех слуг. И усмехнулась про себя, представив, какой удивленный вид будет у горничной, когда она зайдет утром в спальню Рэма.

Вначале надо было решить, на чем ехать. В гараже стояли три машины: белый «порше», голубой «вольво» и великолепный сверкающий черный джип. Найти бы только ключи.

Она обыскала все в кабинете, но безуспешно.

Вот черт!

А впрочем, ведь я же умею заводить

джип напрямую. Это просто удивительно, сколько полезных вещей узнаешь, когда прослушаешь много курсов.

Она побежала обратно в гараж.

Первым делом Мери взяла молоток, еще кое-какие инструменты и выломала вентили в шинах «порше» и «вольво». Это чтобы Рэм, если ему все же удастся освободиться, не сразу мог пуститься в погоню. Услышав, как из шин с шипением выходит воздух, она улыбнулась. Затем залезла в джип и бросила инструменты на заднее сиденье.

Некоторое время Мери провозилась с системой зажигания. Когда наконец все было готово, она вытерла пот со лба и сделала глубокий вдох. И, поколебавшись с секунду, включила стартер.

Джип завелся меньше чем через минуту. Мери выехала из гаража и рванула в том направлении, где, по ее предположениям, должен быть Луксор.

К счастью, инстинкт ее не обманул. Вскоре впереди она увидела город, примерно на расстоянии нескольких миль.

Все в порядке, она может гордиться собой: ей удалось удрать от Рэмсона Габри, подлого обманщика. Некоторое время она ехала, можно сказать, даже с удовольствием. До тех пор, пока с ней не поравнялся автомобиль, какая-то допотопная колымага. Он не обгонял ее, а шел параллельным курсом и все время подавал сигналы.

– Обгоняй, идиот, – крикнула она.

Он продолжал сигналить. Она решила не обращать на это внимания. Больше на дороге машин нет, и места предостаточно, чтобы обойти. Что за глупости?

Неожиданно он начал ее прижимать. Мери разозлилась и тоже начала сигналить. И вот только тут она разглядела, кто сидит за рулем. И похолодела.

Машину вел человек с нависшими веками.

– О Боже мой! – Она нажала на газ почти до отказа и вырвалась вперед.

Нависшие Веки висел на хвосте.

Она еще прибавила ходу и, стиснув зубы, повернула руль влево. Металл загудел, заскрежетал, когда она на полном ходу выехала на камни и помчалась по ним, стараясь двигаться в правильном направлении. В зеркало заднего обзора она увидела, что Нависшие Веки тоже свернул, но тут же врезался в здоровый валун.

Мери продолжала мчаться. Снова на дорогу она выскочила, только когда Луксор был совсем рядом.

И почти сразу же услышала какие-то глухие стуки. Вскоре они стали более отчетливыми, потом что-то задребезжало. Она остановила машину и осмотрела колеса, моля Бога, чтобы то, чего она боится, не случилось.

Но это случилось.

Левое переднее колесо было спущено, шина вся разорвана.

Тьфу ты!

Она полезла за запасным колесом, подкатила его и, кряхтя и бормоча проклятия, сменила переднее колесо. Затянув последнюю гайку, она опустила домкрат. Новое колесо, коснувшись дороги, тут же осело.

Черт! Вся работа насмарку, запасное колесо тоже было с дыркой.

В отчаянии она пнула машину и пошла пешком.

Рэм продолжал молча бороться с шелковыми путами. Молча, потому что во рту у него был кляп, который он сам позволил вставить. Веревки были крепкими на редкость. На время он прекратил свои усилия, чтобы дать отдохнуть дрожащим мускулам.

Господи, как вылезти из этого дерьма?

Он жутко злился на Мери за то, что она оставила его здесь связанного, голого и беспомощного, но больше всего он злился на себя.