Приди, весна
Шрифт:
Анника взяла жалкую маленькую куклу, которую протягивала ей малышка, осторожно, будто кукла была сделана из тончайшего фарфора, покачала ее и разгладила кусочек протертой красной фланели, служивший кукле одеялом.
– Мой ребенок, – сказала Бейби.
– Она очень хорошенькая, – ответила Анника, думая о собственной коллекции кукол, оставшейся дома в Бостоне. Отец обычно привозил ей куклу из каждой своей деловой поездки и даже и сейчас не совсем отказался от этой привычки. Отдавая грубо сделанную куклу назад Бейби, Анника пожалела, что не может подарить ей одну из своих или все сразу, если уж на то пошло.
Шли минуты.
Однако спустя некоторое время недостаток сна ночью и ощущение тепла от одеял из шкур, в которые она завернулась, как в мягкий кокон, сыграли свою роль – Анника почувствовала ужасную сонливость. Она усиленно таращила глаза, наблюдая за Бейби, которая бормотала какой-то вздор своей кукле, то заворачивая, то разворачивая ее, а потом принялась разглядывать свои новые ботинки и носки. В конце концов сон одолел Аннику. Не заботясь больше о том, что подумает Бак, она перестала бороться со сном и крепко заснула.
Вскоре Бак, несмотря на завывание ветра и потрескивание дров в камине, различил ровное ритмичное дыхание женщины. Он решил не будить ее, поскольку ночью она почти совсем не спала. Он обернулся посмотреть на нее, довольный тем, что может сделать это, не опасаясь встретить яростный взгляд ее голубых глаз.
Она полусидела-полулежала, привалившись к подушкам, сложенным в изголовье кровати. Прядь великолепных светлых шелковистых волос выбилась из узла, завязанного на макушке, и лежала у нее на плече, отражая отблески пламени в камине. У Бака появилось искушение подойти к кровати и потрогать эту прядь, почувствовать на ощупь ее структуру и качество, как сделал бы он с каким-нибудь дорогим мехом. Он взглянул на свои мозолистые руки и, сжав их в кулаки, прижал к бедрам.
У него не было права прикасаться к ней. Никакого права. Но ему очень хотелось.
Господи, как же ему хотелось это сделать. Однако признание этого перед самим собой мало чем ему помогло.
Бак встал и подошел к камину. Стараясь не потревожить Аннику, он подложил в огонь еще одно полено. Покончив с этим, повернулся и, опершись одной рукой о каминную доску, снова принялся рассматривать лежавшую на его кровати женщину.
У нее была безупречная кожа, щеки порозовели от холода. Густые ресницы медового цвета полукружьями лежали на золотистых щеках, губы, слегка приоткрытые во сне, были свежими и соблазнительными. Бак спросил себя, не грех ли это с его стороны – воспользоваться случаем и разглядеть ее, когда она об этом и не подозревала. Анника Сторм пришла бы в ярость, знай она, что он ее рассматривает, в этом Бак нисколько не сомневался. Но она спала, а мужчина в конце концов может делать в собственном доме все, что захочет – в пределах разумного, конечно.
Его взгляд вернулся к лицу Анники, потом скользнул по длинной, гладкой, как шелк, шее к скромно застегнутому воротнику шерстяного
Рука Анники лежала на подушке. Бак снова обратил внимание на ее руки – красивой формы с длинными изящными пальцами, гладкие, не испорченные тяжелой работой. Он подумал о руках матери и сестер – огрубевших, покрывшихся раньше времени морщинами от частого использования жесткого мыла из щелока и от других многочисленных домашних дел. Интересно, была ли у Анники за всю ее жизнь хоть одна мозоль?
Бак покачал головой, подумав о причудах судьбы, сведшей его с Анникой, потом вспомнил Алису Соумс. Где бы она сейчас ни была, наверняка ей там было гораздо лучше, чем было бы здесь, выйди она за него замуж. Теперь, когда он увидел Аннику в той обстановке, в какой протекала его жизнь, он понял, что было бы несправедливо требовать от того, кого любишь, отказаться от цивилизации и жить в полной изоляции. И еще более несправедливо было бы требовать этого от совершенно чужого человека.
Он перевел взгляд на Бейби и с болью в сердце понял, что у него нет выбора и ему придется отказаться от нее. Не было никакой возможности продолжать растить ее как собственного ребенка – ему ведь приходилось отлучаться из хижины на долгие часы, если не дни, чтобы проверить ловушки, освежевать убитых животных.
Бейби была ему слишком дорога, и он не хотел подвергать ее опасности, беря с собой. Она стала слишком большой для того, чтобы носить ее повсюду, слишком любопытной, чтобы сидеть на одном месте, пока он работал, но была еще слишком мала, чтобы можно было оставлять ее дома одну.
Да, ему ничего другого не оставалось, кроме как отказаться от Бейби, по крайней мере до тех пор, пока она не вырастет.
Глядя, как Анника повернулась на бок, он подумал, что, хотя из нее никогда не получится той жены, какая ему нужна, она все же может помочь ему решить вставшую перед ним проблему.
Анника потерла глаза и потянулась, затем, обнаружив, что Бак Скотт стоит у края кровати, резко села. Прижав к груди волчьи шкуры, которые, впрочем, едва ли можно было считать средством защиты, она постаралась принять уверенный вид.
– Что вам нужно?
– Я ухожу.
Ей пришло в голову, что без бороды он очень красивый мужчина. У него была твердая челюсть, жесткий, несмотря на полные губы, рот. Вокруг глаз залегли морщинки – свидетельство, как решила Анника, частого пребывания на солнце, а не частых улыбок. Морщинки нисколько его не портили. Без бороды он выглядел моложе и казался более уязвимым, хотя все равно сильным и властным. Он завязал волосы сзади кожаной тесемкой. Только сейчас Анника разглядела, что они были не ровного золотистого цвета, а местами выгорели почти до белизны. Вместо куртки с капюшоном он надел длинное, до щиколоток, пальто, сшитое из шкуры бизона. Анника подумала, что ей, наверное, не удалось бы даже поднять такое пальто. Через плечо у него было перекинуто ружье, на бедре висел длинный нож.