Придворная роза
Шрифт:
— Несколько лет. Я научилась от мужа многим полезным вещам. Он был очень требователен в постели, хотя с большим трудом возбуждался. А после его смерти я снова оказалась без гроша.
— И стали служить королеве?
— Да… Лорду Берли показалось, что я кое на что способна, и он дал мне пробное задание. Потом еще одно, и еще. Я поправила свое положение и заодно приношу пользу Англии.
Селия остановилась в конце дорожки, прислушиваясь к веселому смеху королевы Марии и заливистому лаю собачек. Она подумала о Джоне и своих прошлых наивных надеждах. Она позволила этим надеждам воскреснуть,
— И вам никогда не хотелось чего-то другого? — спросила Селия.
— Чего, например? — усмехнулась Элисон. — Желания выйти замуж снова я не испытываю. Тем более по чужому выбору. С меня надолго хватит этой радости.
Селия поняла, что завидует ей. Иметь цель, занятие, которое тебе по душе, служить чему-то более важному, чем собственная персона, делать это по призванию. То же самое делал Джон.
— Я ошиблась в лорде Ноултоне, — сказала Селия. — Мне и в голову не пришло подозревать его. Как я смогу делать то же, что вы, если не умею разбираться в людях?
— Этому учатся, — ответила Элисон. — Стоит усвоить пару приемов, и люди откроются вам как на ладони. Большинство из них. — Она засмеялась. — А вот вас я не могла раскусить, мистрис Саттон.
Селия подхватила ее смех:
— Я и сама себя временами не понимаю. Но как вы этому научились?
Лицо Элисон смягчилось.
— Мне во многом помог Маркус, после того как мы с ним познакомились. Они с Джоном на этой работе дольше, чем я.
— А вы часто работаете вместе? — спросила Селия, отгоняя некстати шевельнувшуюся ревность. Судя по всему, Элисон питала слабость к Маркусу, а не к Джону, и все же…
— С Маркусом часто. С Джоном реже. Но мы втроем были вместе недавно в Париже, искали предателя в нашем посольстве. Всегда находятся желающие продаться за французское золото, как лорд Ноултон. Там было по-настоящему опасно.
— Но все обошлось? — прошептала Селия, внезапно ясно осознав, что благополучный исход далеко не всегда обеспечен. У нее похолодели руки.
— Мы успешно прикрывали друг друга. Джона послали в Париж сразу после того, как он покончил с заговором Дрейтона, и я не знаю, что с ним стряслось, но он так и рвался в бой. Французы против него не имели шансов.
Селия замерла. Артуром Дрейтоном звали одного из друзей ее брата — того, кто и завлек его на изменнический путь. Но, наверное, она ослышалась, неправильно поняла Элисон. Нет, это невозможно. Невозможно! Разве можно допустить… Но Селия уже поняла, что это и есть правда, которая давно лежала перед ней на поверхности, как она ни пряталась от нее.
Стиснув края плаща похолодевшими пальцами, Селия повернулась к Элисон.
— Чем Джон занимался перед тем, как уехал в Париж? — прошептала она.
Элисон нахмурилась, видимо, выражение лица Селии ее встревожило.
— Лорд Берли узнал о назревавшем мятеже в графстве, где жил дядя Джона. Его и послали поохотиться на изменников. А после сразу же направили в Париж… Вы сильно побледнели, мистрис Саттон, вам плохо?
Селия покачала головой. Ей показалось, что она превратилась в ледяную глыбу. Лицо, кожу, сердце сковало льдом, но мысли неслись в голове лихорадочной гурьбой.
Конечно же Джона сослали в провинцию не за скандальное поведение.
Она упала к нему в постель, как созревшая слива. Но, по крайней мере, тогда она была наивной девчонкой, никогда прежде не встречавшей таких людей, как Джон. Но теперь-то она была женщиной, вдовой, понимающей, что сердце следует оберегать. И все-таки снова не устояла перед ним!
Значит, она просто вдвойне дура. Селия почувствовала, как ее сердце расщепляется, раскалывается, рассыпается на тысячу осколков.
— Мне надо вернуться в замок, — проговорила она глухо.
— Я вас провожу, — сказала Элисон, но Селия покачала головой.
— Останьтесь с королевой, — выдавила она с трудом, — со мной все в порядке. Мне надо лишь чуточку отдохнуть.
И убить Джона Брэндона. Но даже если он исчезнет из ее жизни, исчезнет с лица земли, она все равно никогда не избавится от боли, навеки поселившейся внутри. Да, эта боль утихала на время, когда Селия лежала в объятиях Джона, но теперь она вернулась и сдавила душу железными клещами.
Селия с трепетом сознавала, что это уже навсегда.
Она повернулась и пошла назад. Заставляя себя идти не спеша, размеренными шагами, хотя ей хотелось броситься бежать сломя голову. Она и в замок вошла чинно, поднялась по лестнице, минуя придворных, кавалеров и дам, весело сновавших мимо или шептавшихся в оконных нишах. Их лица расплывались в мутные пятна.
Ее мозг затуманился, застыл, словно время приостановилось, она совсем ничего не чувствовала. Боль проникла слишком глубоко. Если бы до конца жизни сохранить это оцепенение…
Свернув в глухой коридор с закрытыми дверями, Селия машинально расстегнула застежку плаща и даже не заметила, когда он соскользнул с ее плеч на пол. Глаза были прикованы к двери комнаты Джона, простой, деревянной, самого невинного вида, за которой разверзался ад.
Она распахнула ее без стука и встала на пороге. Джон в незаправленной в бриджи рубашке поверх наложенной повязки, с растрепанными волосами, собирал в дорожный сундук свои бумаги и книги. Он был сейчас такой красивый, так похож на того Джона, которого она любила, что сердце сжала невыносимая боль.
Но дело в том, что этот Джон существовал только в ее сумасбродном воображении. Настоящий Джон — это тайный агент, матерый шпион, очерствелый лжец. Он погубил ее брата, ее семью, ее жизнь.
И все же она продолжала любить его и от этого ненавидела еще больше.
Он поднял взгляд и улыбнулся. Глаза засияли синевой, ярче, чем теплое летнее небо.
— Селия, — сказал он. — Чем ты сегодня занята?
Услышав свое имя из его уст, Селия почувствовала, как трещит сковавший ее лед. Неистовое пламя ненависти вспыхнуло в груди, к нему — за то, что все случившееся между ними он превратил в ложь, к самой себе — за то, что ему поверила. Она кинулась на него и оцарапала ему щеку острыми ногтями. Длинные полосы на золотистой коже только больше разожгли ее ярость, и она со всего размаха ударила его ладонью.