Приемный 2
Шрифт:
Обращение закончилось. Площадь наполнилась аплодисментами, овациями, смехом.
… … …
Три недели я провалялся на больничной койке. Причем первые два дня - без сознания. Парни рассказывали, что ко мне приходили лекари и помогали энергетическими прикосновениями. Я этого не запомнил, зато поверить в подобное мог.
С недавних пор внимание к моей персоне сильно возросло. Да, что уж там возросло, все каналы только и трубили о нас. За две недели я более или менее свыкся с популярностью и больше не замирал с глупой рожей, когда обо мне говорили чиновники, деятели культуры, музыканты,
Сейчас для меня важнее было то, что энергетическая сфера, которая две недели тащила меня в могилу, наконец-то пошла на поправку.
– … а когда Пятно взорвалось, - пересказывал историю Греча, - то разнесло по всему городу ударную волну фиолетовой и оранжевой энергии. БУМ!
– Греча развел руки в стороны.
– Сперва я подумал, что ослеп, а потом подумал, что вот-вот умру. Но обошлось. Для нас обошлось, а вот баклажанчиков поджарило будь здоров!
– Ничего не поджарило!
– вмешался Желудь.
– Пятно взорвалось из-за нарушения энергетического равновесия и разнесло энергию в радиусе десяти километров. Все зараженные, оказавшиеся в этом круге, получили дозу оранжевой энергии. Та уравновесила фиолетовую энергию и вернула сферам привычный вид, - Пересказал Желудь то, что я уже пятнадцать раз слушал по телеку.
– Говорят, нам дадут звания почетных жителей города, а тебе, Данил - хотят предложить должность в администрации, - сказал Карате.
– И не спеши отказываться! Если в рядах клерков появится наш человек, то он сможет многие изменить. В конце концов ты не понаслышке знаком с проблемами отдельных районов города. Ты можешь принести большую пользу.
– Карете!
– Фыркнул Греча.
– Угомонись ты хотя бы на час со своей общественной деятельностью! Дай человеку на ноги встать! А лучше попроси Данила, чтобы он за тебя словечко замолвил. Вот если ты чиновником станешь, то уж все эти продажные твари взвоют от твоей справедливости и занудства!
Мы посмеялись. Греча начал в двадцатый раз рассказывать, как в одиночку вытащил пятерых пацанов из школы и как искал врача, пока тысячи людей вокруг приходили в себя.
Увидев в двери знакомый силуэт, я почувствовал, что быстрее забилось сердце. Соха проследил за моим взглядом, присвистнул и покрутил пальцем в воздухе:
– Пацаны, кажется, нам пора!
– С чего это?!
– Запротестовал Греча, но после повернулся к двери и передумал.
– А! Ясно! Увидимся завтра, Данил! Поправляйся!
Пацаны ушли. Место гостя на стуле рядом с тумбочкой заняла Милана. Я сжал мягкую руку и через боль привстал, чтобы почувствовать вкус её губ.
– Привет, - улыбнулась она.
– Привет.
– Мне уже становится неловко, что каждый день твои друзья уходят из-за меня.
– Дай им волю, и они проторчат тут до самой ночи! Ты меня выручаешь.
– Ладно, - она улыбнулась, посмотрела на тумбочку, где лежали апельсины, и показала свой пакет.
– Я принесла тебе апельсины! Хотя в следующий раз лучше принесу соковыжималку. Всё это просто так не съесть.
– Точно.
– По новостям сказали, что с тебя сняли обвинения.
– Этим я и собираюсь заняться, - я притянул её к себе и ещё поцеловал в губы.
– Осталось уладить последнее дело…
… … …
Я стоял рядом с окном во всю стену и смотрел на сидящего внутри Тритона. Долгое время мы были врагами. Ну или почти врагами. Во всяком случае, мы часто вспоминали друг о друге, и эти воспоминания не были приятными. Интересно, что мы так и не встретились. Не видели друг друга до этого самого дня.
И вот сейчас сквозь непроницаемое с одной стороны стекло я смотрел на него. Тритон сидел, откинувшись на стуле, и отвечал следователю.
Допрос закончился быстро. Открылась дверь, следователь подошёл ко мне:
– Слышал?
– Ага.
– У этого ублюдка полно денег, - полицейский посмотрел на Тритона и пожал плечами.
– На него работает целая армия адвокатов. Ты представляешь? Какими нужно быть кончеными мудаками, чтобы защищать чудовище, которое хотело поработить мир!? На его совести почти сотня тысяч убитых, а мы не можем ничего сделать! Ничего, чтобы сбить с его хари эту надменную улыбку! Он у всех на виду. О нём пекутся продажные чиновники и поддерживают бизнесмены. Он признаёт все обвинения и шлёт нас в задницу. Самое большое, что мы можем сделать - усадить его на пожизненное, где этот ублюдок со своими бабками будет сидеть, как в санатории.
– Я могу с ним поговорить?
– Ты же знаешь, что нет, - следователь кивнул на адвоката, который стоял рядом с Тритоном.
– Они раздуют из этого очередной скандал и оттянут суд ещё на год, ссылаясь на давление или что-то ещё.
– Понятно.
– Знал бы ты, как мне от этого тошно, - следователь приставил ладонь к горлу и показал язык.
– Будь моя воля, я бы прямо сейчас прострелил этому козлу голову. Ни один мускул бы не дрогнул. А что я делаю вместо этого? С ума можно сойти! Я докапываюсь к нему из-за всякой херни и ухудшаю условия содержания, как будто имею дело не с самым опасным преступником в мире, а местным барыгой, который попался на продаже косяков!
– Будем надеяться, что наши законы оберегают не только его.
– Ага. Но я делаю что могу, - следак положил руку мне на плечо и посмотрел в глаза.
– Нашёл среди заключенных самых зомбированных баклажанов и посадил к нему. Теперь ему хоть поговорить не с кем. Те сидят на нарах, точно обколотые, и молчат. Рыпаются только когда ощущают чуждую энергию. Башню им сносит на раз. Как быки на красное или акулы на кровь. Но на Тритона им, понятное дело, плевать. Он - такой же баклажан. Ничего не поделать. Хоть поговорить не с кем. Какой-то дискомфорт.
В комнату для допроса вошел конвоир и приказал Тритону собираться. Икс отмахнулся от адвоката, который без остановки что-то тараторил, и неспешно поднялся.
– Тебе пора, - сказал следователь.
– Он не должен тебя видеть.
– Нет, проблем, - я похлопал полицейского по плечу.
– Спасибо, что разрешил посмотреть.
– Буду рад помочь. Пошли, я провожу тебя!
– Нет, - я придержал его за плечо.
– Не стоит. Я сам.
– Ну как знаешь. Увидимся!
– Удачи!